Всеволод Ревич - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 28 (1983)

— Где вы так научились болтать? — спросил я.

— Это уж мелочи, — ответил он. — Между прочим, у вас странное недоверие к моей визитной карточке, но поверьте, любого нобелевского лауреата ваших времен я легко засуну за пояс, точно так же, как вы обскачете самого выдающегося борзописца каменного века.

— Но тогда и писать не умели.

— Вот-вот! В каменном веке вы спокойно можете отпечатать карточку с надписью «академик».

На этом он прекратил свои излияния и простился.

— До встречи, мой Друг, до встречи! — Он вскочил и вприпрыжку покинул кафе.

…Я курил на бульваре и думал. Давно я бросил курить, но сегодня закурил снова. Толку от мыслей не было никакого. Что же я мог понять? Я не понимал ничего. Без сомнения, Раймонд Грот не был простым сумасшедшим. То, что произошло накануне в доме номер семнадцать, вероятно, имело к нему прямое отношение. Если все это поставленный спектакль, то зачем он нужен? И кто режиссер? Неужто этот странный юнец?

Я решил позвонить Иманту и пошел на улицу Эрглю. Не успел открыть дверь, как услышал телефонный зуммер. Это был знакомый Иманта.

— Послушайте, — сказал он, — кто этот тип?

— Хотел бы и сам знать, — ответил я.

— Насчет шаровой молнии он подбросил самую настоящую идею. Она, впрочем, давно носится в воздухе. Я сам к ней подбирался, он же выразил ее в одном слове.

— Ничуть не удивлен, — сказал я.

— Вы можете меня с ним свести?

— Постараюсь, — ответил я.

Я лег на диван и хотел подремать, но сна не было ни в одном глазу. Я набрал московский номер.

— Имант?

— Привет! — крикнул он. — Ты поймал меня в дверях. Иду в театр.

— Когда ты собираешься вернуться в Ригу?

— Через неделю, как говорил.

— Ты очень мне нужен, Имант.

— Я тебя слушаю, старина.

И этот говорит «старина», подумал я.

— У тебя не выпадает свободного дня?

— Суббота.

— Мне очень важно, чтобы ты приехал на этот день.

Молчание.

— Важно?

— Исключительно важно, Имант.

— А что случилось?

— Это невозможно рассказать, тем более по телефону. У меня голова кругом идет. Боюсь, что попал в переделку.

— В таком случае я выеду сегодня же, а завтрашнюю встречу перенесу на субботу.

— Я был бы тебе благодарен, Имант.

— Что ж, иду собираться. Жди меня утром.

— Спасибо, Имант.

Я положил трубку, но через мгновение телефон дал несколько коротких гудков.

— Але?

— Послушайте, старина, — вкрадчивый голос Раймонда Грота, я сразу его узнал, — ведь мы же договорились не путать других. Какого черта вы всем названиваете?

Холодок пробежал по моей спине. Ведь я не давал ему телефона!

— Что вам нужно? — спросил я.

— Соблюдайте договор, старина. Кончится эксперимент, можете звонить налево-направо. Имант ваш не приедет, уж я позабочусь об этом. Во всяком случае, до конца нашего опыта.

— Идите вы к черту! — Я бросил трубку.

Так! Значит, телефон прослушивается. Кто же такой этот Раймонд? Я вышел на улицу и, кружа по улочкам, добрался до вокзала. Здесь я вошел в стеклянную будку и снова набрал московский номер.

— Это вновь я, Имант.

— Да, слушаю.

— Каким поездом ты собираешься ехать?

— Тройкой. На первый уже опоздал.

— Я встречу тебя на вокзале в начале перрона.

— Прекрасно. А что все-таки произошло?

— Сам не могу понять.

— Я беспокоюсь! У тебя голос совсем изменился!

— Приезжай, Имант.

— Уже в дверях. До встречи.

— Будь осторожнее, Имант.

— В каком смысле?

— Ну так, вообще…

— Хорошо, хорошо. Привет.

Стемнело, и я отправился на улицу Вестурес. Я долго ходил под окнами, пока не увидел наконец, что в одном из них затеплилась свеча. Поднялся по ступенькам и толкнул дверь. Она отворилась.

Вот и другая дверь, тоже не заперта. Еще мгновение, и я оказываюсь в комнате, освещенной свечой.

Она читала.

Едва я вошел, она захлопнула книгу и посмотрела на меня с улыбкой.

— Сегодня мне лучше, помогли ваши пилюли.

Я сел возле кровати.

— И какая у нас получилась странная встреча, — сказала она.

— Да уж… — промямлил я.

— Так зачем вы пожаловали в Ригу?

— Отдохнуть. Но, может быть, и поработать немного.

— Вы пишете что-нибудь новое?

— Хочу написать.

— Что ж, пишете вы хорошо. Смело, полезно. Наверное, у вас неприятности. Помните тот номер журнала, где в вашем рассказе была пустая страница с надписью поперек «изъято цензурой».

Я промолчал.

— Мы говорили о вас на курсах, у вас есть поклонницы. Приятно, наверное, иметь поклонниц? Так о чем вы хотите теперь написать?

— Пока размышляю.

— Вот если б я вам рассказала дело Томаса! Но об этом никак не напишешь. У них кружок, с убеждениями. Но я случайно узнала, что Томасу грозит опасность. Совершенно случайно, и в тот же вечер отправилась в Ригу. Понимаете, у одной из моих подруг есть поклонник, человек оттуда. Он проговорился, Томаса хотят арестовать. Я села на поезд и оказалась в Риге. Почему я открыто вам говорю? Да просто уверена, что вы вполне разделяете наши взгляды. Вчера у меня даже мысль мелькнула обратиться к вам за помощью. Ведь я совсем не могла стоять на ногах, а Томаса надо было предупредить. Но слава богу, я собралась с силами и все сумела сделать сама.

— Вы выходили из дома?

— Да, ночью. В каком-то бреду. Но Томаса я нашла, и он уехал утром.

Я смотрел и смотрел на ее лицо. Как она молода! Ей, конечно, нет двадцати. На портрете она выглядит старше. Впрочем, быть может, он сделан значительно позже, этот портрет.

— У вас есть знакомые художники? — спросил я.

— Конечно! Разве не помните, что последний раз мы встретились с вами на выставке. И тот длинноволосый в косоворотке, с которым я говорила, как раз художник, на выставке были его работы.

— А он не собирается писать ваш портрет?

Она засмеялась.

— Почему вы решили? Он пейзажист. Но и среди портретистов есть у меня знакомцы.

— А между прочим, я знаю, что портрет ваш уже написан, — сказал я внезапно.

— Вот как? Конечно, вы шутите. Кем же написан портрет?

— Догадайтесь.

— У меня есть рисунок в профиль. Но это набросок, никак не портрет. Я никому не позировала, уверяю вас.

— Но можно писать по памяти.

— Это, наверное, трудно. А кроме того, чтобы писать человека по памяти, нужно, по-моему… ну в первую очередь, чтобы появилось такое желание. Это влюбленные пишут, а нынче любовь не в моде.

— И тем не менее такой человек нашелся.

— Так кто же он и где посмотреть портрет?

— Я вам могу показать репродукцию.

— Репродукцию? — Удивление на ее лице.

— Портрет напечатан в журнале.

— В каком?

— К сожалению, этот номер изъят из продажи, вы не могли увидеть его. Но я успел вырезать репродукцию.

— И где же она? — В голосе недоверие и волнение одновременно.