Дмитрий Биленкин - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 11

Чтобы не терзаться сомнениями, Павлыш поднялся и быстро пошел к огоньку, не оглядываясь назад.

Хотелось пить. Когда знаешь, что питья осталось два глотка, особенно хочется пить. Чтобы отвлечься, Павлыш сконцентрировал внимание на боли в ноге, хотя, впрочем, шагов через двести усилий воли уже не требовалось — нога так ныла, что ни о чем другом думать уже не было возможности. Еще не хватало, чтобы укусы были ядовитыми, подумал Павлыш. И что стоило сразу побежать к берегу, как я только их увидел. А ведь стоял и смотрел, потерял целую минуту.

Упрямства хватило еще на полкилометра. Потом пришлось присесть и распустить шнур, усилить приток кислорода. Но все равно мутило. Пожалуй, я потерял много крови, думал Павлыш, и, словно оценив ситуацию со стороны, решил о себе: «Он не дойдет».

— Должен дойти, — сказал Павлыш. — Там Глеб ждет. И вся вторая вахта.

Он снова затянул шнур. Отдых не помог, лишь кислород зазря уходил в небо. Доковылял до кустов. Кусты здесь были выше, не такие колючие, больше похожи на деревья. Найдя прямой сук, Павлыш хотел срезать его ножом, но руки не слушались, пришлось прибегнуть к помощи луча.

Дальше Павлыш шел, опираясь на упругую палку и волоча больную ногу. Был он, наверное, похож на умирающего в пустыне путника или на полярного исследователя давних времен, из последних сил стремящегося к полюсу. И если за полярным путешественником положено было бежать верному псу, то и у Павлыша были спутники не столь приятные, как псы, но верные — несколько тварей прыгали по песку, взлетали, поднимались над головой и вновь опускались на песок. Они были неназойливы, даже вежливы. Но они ждали, чтобы упрямое двуногое существо поскорее упало.

Когда-нибудь здесь будут жить люди, думал Павлыш. Построят дома и дороги. Может быть, назовут какую-нибудь из улиц именем «Компаса». Длинными вечерами будут приходить на берег моря по тропинкам, проложенным в кустарнике, будут любоваться полосатым солнцем, зеленой водой, и приученные твари будут присматривать за детьми или восседать на хозяйских плечах.

Может быть, люди научатся собирать зеленую паутину с водорослей и изготовлять из нее изящные шали, переливчатые, легкие. А пока он, Павлыш, ковыляет по песку и его преследуют совершенно неприрученные твари, которые не знают, что человек — царь природы, и полагают, что он всего-навсего потенциальная пища. Совершенно один…

Но кто зажег огонек? Кто ждет путника за отворенными ставнями? Приветлив ли? Удивится? Встретит выстрелом, испугавшись незнакомца? Ведь если разумные существа появились здесь сравнительно недавно, то они могут оказаться недостаточно разумными, чтобы спешить на помощь каким-то космонавтам.

Сейчас главное — дойти. Неважно, враг там ждет или друг, вулкан это или светящийся куст. Если дать сомнениям одолеть себя, силы кончатся. Упадешь и доставишь незаслуженную радость членистым тварям.

А огонек между тем приблизился… Берег довольно круто загибался к мысу, в конце которого, невероятно далеко, но куда ближе, чем раньше, горел огонек. Кусты отступили от берега, разорванные невысокой скалистой грядой, хребтом мыса. Включив на минуту фонарь, Павлыш разглядел поблескивающие черные скалы, однообразно зубчатые, как старая крепостная стена. Фонарь пришлось выключить — твари бросались на него, каждое столкновение отзывалось вспышкой боли, подползшей уже к бедру, и приступом тошноты.

Стало еще темнее, облака превратились в сплошную пелену и принесли дождик, частый, мелкий, стекавший по забралу ветвистыми струйками. Павлышу вдруг захотелось, чтобы дождь охладил лицо. Он поднял забрало шлема и наклонил голову вперед. Капли, падавшие на лоб, были теплыми и ароматными. Дождь пахнул, он нес дурманящие запахи земли, запахи дремучих лесов, сочных степей, громадных, распластанных по земле хищных цветов, ущелий, наполненных лавой, ледников, поросших голубыми лишайниками, гниющих пней, из которых ночами вылетают разноцветные искры…

Отчаянным усилием, теряя сознание, одурманенный видениями, которые принес теплый дождь, Павлыш опустил забрало. Пришлось сесть на песок и гнать видения, дышать глубоко и ровно и бороться с неодолимым желанием заснуть. И Павлыш старался разозлить себя. Он ругал себя, смеялся над собой, издевался, он кричал что-то обидное тварям, рассевшимся в кружок на песке…

Потом он снова шел. И ему казалось, что за ним следует слон. Большой белый слон с упругим хоботом и вислыми ушами. Слон топал по песку и подгонял Павлыша. Слон был видением. Твари тоже были видением. Огонек был видением. Ничего в самом деле не было — только песок и вода. И вода была зеленая и добрая. В ней мягко лежать. Она понесет обратно, к кораблю, положит у люка, и Глеб Бауэр, вышедший из анабиоза, подойдет, возьмет Павлыша на руки, отнесет в каюту и скажет: «Ты молодец, Слава, ты далеко ушел».

Потом было просветление. Сизое небо. Жесткий песок. Скалы, нависшие над узкой песчаной полоской, скрывающие огонек. И в этот момент, борясь с болью и благодаря ее за то, что вернула разум, Павлыш прислонился к скале, достал тюбик с соком, допил его. Стало еще муторней, но голова просветлела. И Павлыш заспешил вперед, боясь снова потерять сознание, сойти с ума.

Но слон все шел и шел сзади. И шаги его были тяжелы. Казалось, песок вздрагивает и прогибается под ним.

Беспокоило отсутствие огонька. Вдруг пройдешь мимо, но не было сил свернуть, взобраться на скалу. Павлыш никак не мог сообразить, сколько времени прошло с тех пор, как он свернул на мыс.

А слон совсем близко. Дышит в спину. Павлышу всего-то нужно повернуть голову, и видение исчезнет. Но никак не мог заставить себя это сделать. Он устал не только физически. Устало все: и разум, и чувства — мозг отказывался впитывать новые образы, реагировать на них, пугаться их или игнорировать. Было в общем все равно, идет ли сзади слон или он — плод воображения.

И все-таки Павлыш оглянулся. Он надеялся, что никого там нет, кроме тварей.

Но слон был. Нет, не слон, никакой не слон. Аморфная громада непонятным образом покачивалась сзади, соизмеряя движение со скоростью человека, даже припадая на одну сторону, будто приволакивая ногу. У нее не было ни глаз, ни хобота. Только в самых неожиданных местах вдруг вспучивалась светлая оболочка, образуя короткие щупальца.

Павлыш включил фонарь. И тут же пришла злость, которую так безуспешно старался вызвать в себе Павлыш. Ведь несколько десятков метров, несколько шагов осталось до цели, до огонька! Так нельзя… Это нечестно, нечестно со стороны планеты.

Громада не отступала. Лишь в том месте, куда уперся луч фонаря, образовалась воронка, словно свет ощутимо давил на оболочку. Павлыш провел лучом по телу громады, и та с неожиданной легкостью ушла из-под луча, разделившись на две формы, став похожей на песочные часы.