Вячеслав Рыбаков - Доверие [первый вариант]

Они вошли в ее каюту, Гжесь поставил в углу небольшой Галкин саквояж и замер в нерешительности, продолжая рассеянно держать ее руку в своей. Галка молчала.

- Ты... - сказал Гжесь. Она сразу напряглась, но больше он ничего не успел сказать.

- Внимание, внимание! - раздалось с потолка. - Просьба ко всем пассажирам приготовиться к переходу в надпространство. В центральных салонах ваших секторов найдите нейтрализационную камеру, совпадающую по номеру с вашим жетоном, и будьте готовы занять положение. Переход будет осуществляться ровно в 19.00 по бортовому времени. Уважаемые пассажиры! Экипаж настоятельно просит вас вовремя и правильно занять положение в камерах. При возникновении каких-либо вопросов просим обращаться в диспетчерские секторов.

- Идем? - спросил Гжесь. Она кивнула. Несмело поглядела ему в лицо.

- Когда закончится переход, нам недели три в гипере... Давай жить здесь, ведь поместимся? - Ее щеки, лоб, шея стали пунцовыми. - Я сегодня... на острове... струсила, но ведь это первый раз, и уж теперь...

И тогда рука его, большая, горячая и удивительно нежная вдруг ожила, и ради этого мига стоило жить и терпеть все, даже те минуты, часы и, быть может, даже дни, когда она становится почему-то чужой, и бессильной, и бескорыстной...

- ...Ой, мама! - Гжесь остановился на полушаге, и Галка, вцепившаяся в его руку, чуть не упала. - Смотри!.. Это же Дикки!

Они встретились, как два вихря.

- Ты как здесь?! - кричал Гжесь, приплясывая вокруг друга.

- Дикки! - визжала Галка и чмокала его в обе щеки.

- Да тише же! - важно отвечал Дикки, не стараясь отбиться от девчонкиных поцелуев, что было в какой-то степени изменой принципам. Но в такой день можно было слегка поступиться принципами. - Я на нелегальном положении, - свистящим шепотом произнес он, и Гжесь с Галкой остолбенели.

- На чем? - Гжесь переспросил с ужасом и завистью, потому что такие слова он слышал доселе лишь в старом кино и в кино о старых временах, а вот так, чтобы можно было с полным правом применить к себе эти великолепные слова, пахнущие героизмом, гордостью, фашистским застенком и кровавой надписью на отсырелой цементной стене "Нас было четверо..." - такого ему не доводилось встречать. Ну дает этот Дикки!

- Да все в порядке, - поспешил успокоить их герой. - Пока вы миловались на бережку, я еще ночью подкопался под биоблокиратор и прошел под лучом, а потом мне зверски повезло: какая-то беременная тетка не смогла лететь, я ее приметил и выклянчил под шумок жетон...

- Ай да ты!

- Да уж, я такой, - самодовольно ответил Дикки. - Я бедовый!

- И как это я до сих пор в тебя не влюбилась?

- А вы все девчонки чувствуете, что я сам по себе. Вы ж влюбляетесь в тех, кто вам пальчиком пощелкает, а я не щелкаю, мне некогда, я дело лечу делать, а не про лирику разговаривать...

- У, Бармалей, какой!..

- Дикки, я тебя опять вызову!

-Ах. Гжесь, он ведь прав, и я его прощаю... Как же здорово всё устроилось!

- Вместе!

- Опять вместе, ребята! Меня, меня благодарите, руки мои лобызайте золотые...

- А чего, я готовая...

- Галка, не смей, возревную!

- Да тише же, тише, вон мужик какой-то приглядывается...

Мужик - осунувшийся, сгорбленный, иссиня-бледный, будто у него кто-то умер, -чуть улыбнулся.

- Простите, уважаемые спутники, - проговорил он, - я просто позволил себе слегка усомниться в вашей эрудиции относительно нейтрализационных камер. Вам приходилось уже пользоваться ими?

- Конечно! - с вызовом соврал Дикки. Гжесь и Галка притихли.

- Ну, прекрасно. Тогда вы не забудете, конечно, перед включением нейтроблоков нажать вот этот рычажок? Ничего особенного не случится и без него, разумеется, но он такой незаметный... Я подумал, что вам приятно было бы иметь возможность разговаривать друг с другом и в камерах. Вот здесь наберите номера камер друг друга...

- Где? Ага... Ну, ясное дело, мы бы не забыли, - сказал Дикки. - Но все равно вам спасибо.

- Не стоит, что вы. Простите, что помешал. Кстати, молодой человек, мы с вами соседи по каютам, так что, в случае чего, милости прошу.

- Уважаемые пассажиры! До перехода осталось десять минут. Просим вас занять места в нейтрализационных камерах.

- Спасибо за приглашение, товарищ...

- Меня зовут Бенки.

- Прямо так?

- Естественно. Мы же все коллеги теперь.

- Спасибо... Ну, пошли, что ли?

И они загерметизировались в камерах, как и остальные сто тысяч человек на колоссальном лайнере. В микрофонах слышно было взволнованное Галкино дыхание.

- Ну, с нами крестная сила, - сказал Гжесь. - Галка, слышишь?

- Угу... Я волнуюсь ужасно, ребята...

- Ерундень, - солидно сказал Дикки. - Все идет как нельзя лучше, глупая ты женщина. Мы вместе, и мы летим на Терру. Лучше просто быть не может!..

- Галка, - позвал Гжесь тихо. - Ты сейчас дрейфь, а уж после того, как вылезем из камер и пойдем к нам, не дрейфь больше...

В этот момент капитан звездолета нажал кнопку стартера, и двенадцатикилометровый корабль на несколько секунд запылал, словно маленькая звезда.

...Огромный медный диск солнца коснулся иззубренной кромки леса, стёкла диспетчерской просверкивали алыми искрами. Ринальдо сидел и смотрел на солнце. Он не мог больше пить, потому только сидел и смотрел. Глаза слезились.

Беззвучно раздвинулись двери, и голос Чжу-эра сказал:

- Радиограмма на ваше имя, товарищ заместитель председателя комиссии...

- Положите на стол, - ответил Ринальдо, не оборачиваясь. Ему было все равно. Дахр улетел, и теперь на этой планете некого было спасать.

- Есть, - Раздались осторожные шаги, шелест бумаги.

Долг пересилил. Не отрывая глаз от медленно опрокидывающегося за шипастый горизонт светила, Ринальдо спросил:

- Откуда радио?

- Из Координационного центра, прямо от товарища Акимушкина.

- Что там?

- Зашифрована вашим шифром, товарищ, заместитель председателя комиссии...

Чжу-эр выжидательно замер у стола, рука над бланком - наготове. Он знал, что сейчас последует. Он работал с Ринальдо не первый год.

- Дайте, - Ринальдо выставил ладонь у себя над головой, пощелкал пальцами. Чжу-эр вложил в них бланк. - Ага, спасибо, голубчик.

Ринальдо порылся у себя в карманах, вынул дешифратор и наложил прозрачную пластину на пятнистый бланк. Пятна превратились в слова, и от слов этих можно было умирать молча, или с коротким последним криком: "Координационный Центр -Комиссии. При включении нейтринных запалов звездолет взорвался".

Чанаргван метался по кабинету.

- Это диверсия! - крикнул он в очередной раз.

- Кто станет этим заниматься? - устало спросил Ринальдо. Его спина совсем согнулась, руки дрожали.

Акимушкин качнул головой.

- Электроника не могла подвести... - пробормотал он. - Мы охраняли его... так же, как и первый!

- Но не по божественной же воле мы убили здесь сто тысяч человек! - крикнул Чанаргван. От него опять уже пахло спиртом. - Послушайте, вы! Что теперь делать?