Роберт Хайнлайн - Чужак в чужой стране

— Как твои Старшие отвечают на эти вопросы?

— Джубал, я не могу грокнуть… что такое «вопросы». Прошу прощения.

— Как? Я не грокнул твой ответ.

Майк поколебался.

— Я попробую. Но твои слова… Они не… точны. Не «поместил». Не «сделал». Засейчасил . Мир есть. Мир был. Мир будет. Сейчас .

— Так было, так есть и так будет. Мир без конца.

Майк счастливо улыбнулся.

— Ты грокнул!

— Я не грокнул, — проворчал Джубал. — Я цитировал то, что сказал, э-э… один Старший. — Он попробовал начать снова. Бог-создатель оказался не тем аспектом божественности, с которого следовало начинать. Майк не ухватил идею деизма. Что насчет себя, Джубал тоже не был уверен. Когда-то давным-давно он заключил с собой пакт, на определенное время принимая без доказательств сотворенную Вселенную, глотающую свой хвост, вечно существующую и никем не созданную — на все остальные времена, — поскольку каждая гипотеза, полная парадоксов, была лишена парадоксов другой, отводя один день в високосном году на чисто солипсистскую распущенность. Вынося на обсуждение не имеющий ответа вопрос, он не собирался возвращаться к нему раньше, чем через век.

Джубал решил объяснить Майку религию в широком смысле и дать понятие божественности и ее проявлений чуть позднее.

Майк был согласен, что уроки бывают разными — от маленьких, которые в силах грокнуть даже птенец, до грандиозных, которые только Старший может грокнуть во всей полноте. Однако попытка Джубала провести связь между маленькими уроками и грандиозными в том смысле, что «грандиозные уроки» включают в себя «религиозные вопросы», успеха не имела. Некоторые религиозные вопросы не казались Майку вопросами — «творение», например, — а другие казались ему незначительными, ответы на которые очевидны даже для птенцов (скажем, жизнь после смерти).

Джубал снова отступил и перешел на множественность человеческих религий. Он объяснил, что люди располагают сотнями способов обучиться «грандиозным урокам», каждый из которых имеет свои ответы и претендует на монопольное знание истины.

— Что такое «истина»? — спросил Майк.

(«Что есть истина?» — спросил римский судья и умыл руки. Джубалу страшно захотелось сделать то же самое.)

— Ответ истинен, когда он правилен, Майк. Сколько у меня рук?

— Две. Я вижу две, — тут же поправился он.

Энн оторвалась от чтения.

— Берусь в шесть недель сделать из него Свидетеля.

— Помолчи, Энн. Дело достаточно серьезное. Майк, ты ответил правильно: у меня две руки. Твой ответ истинен. Положим, ты сказал, что у меня семь рук.

Майк озадаченно взглянул на него.

— Я не могу грокнуть, зачем я так скажу.

— Нет, я и не думаю, что ты так скажешь. Ты ответишь неправильно, если скажешь так. Твой ответ не будет истиной. Но, Майк, слушай меня внимательно: каждая религия провозглашает, что лишь она истинна, что только она говорит правильно. Хотя их ответы так же различаются, как две руки и семь рук. Фостериты говорят одно, буддисты — другое, мусульмане — и вовсе третье… Много ответов и все разные.

— Все говорят правильно? — спросил Майк с видимым усилием. — Джубал, я не могу это грокнуть.

— Я тоже.

Майк некоторое время размышлял, потом лицо его осветилось радостной улыбкой.

— Я попрошу фостеритов спросить ваших Старших, и тогда мы будем точно знать, брат мой. Как нам это сделать?

Спустя несколько минут Джубал, к стыду своему, поймал себя на том, что обещает Майку разговор с кем-нибудь из фостеритских болтунов. И он не смог поколебать уверенности Майка в том, что фостериты имеют контакт со здешними Старшими. К несчастью своему, Майк не знал, что такое ложь. Определения лжи и фальши отложились у него в голове совершенно не грокнутыми. Говорить «неправильно» можно лишь непреднамеренно. Поэтому он и принял службу фостеритов за чистую монету.

Джубал попытался объяснить, мол все земные религии провозглашают, что они тем или иным образом имеют контакт со Старшими, но тем не менее, их ответы различаются. Майка это попросту ошеломило.

— Джубал, брат мой, я пробую… но никак не могу грокнуть, как такое может говориться правильно. С моими людьми Старшие говорят всегда правильно. Твои люди…

— Нельзя так говорить, Майк.

— Прошу прощения?

— Когда ты сказал «мои люди», ты говорил о марсианах. Ты не марсианин, ты человек, Майк.

— Что такое «человек»?

Джубал выругался про себя. Майк мог, он в этом не сомневался процитировать словарные определения. Впрочем, парень никогда не задавал вопрос для того, чтобы поддеть собеседника, он спрашивал лишь тогда, когда хотел что-то узнать… И ожидал, что Джубал ответит ему.

— Я человек, ты человек, Ларри человек.

— А Энн нет?

— Хм… Энн тоже человек, самка человека. Женщина.

(«Ну спасибо, Джубал!» — «Молчи, Энн!»)

— Ребенок — человек! Я видел ребенков в чертовой гро… стереовизоре. У ребенка не такая форма, как у Энн… А у Энн не такая, как у тебя… А у тебя не такая, как у меня. Но ребенок… это птенец человека?

— Хм… Да, ребенок — это человек.

— Джубал… я думаю, я грокаю, что мои люди… «марсиане»… тоже люди. Не формой. Форма — не человек. Человек… это грокинг. Я правильно говорю?

Джубал подумал, что пора выходить из Философского Общества и приниматься за вязание. Что такое «грокинг»? Он пользовался этим словом целую неделю… и никак не мог грокнуть его. Но что есть «человек»? Двуногое существо без перьев? Образ божий? Удачный результат естественного отбора, согласно общепринятому определению? Невольный объект смерти и налогов? Марсиане, похоже, отвергали смерть и, похоже, не имели денег, собственности и правительства в человеческом понимании. Откуда же у них было взяться налогам?

И мальчик был прав: форма так же не имела значения для описания человека, как бутылка для содержащегося в ней вина. Человека можно даже вытащить из бутылки, как того бедного парня, которого русские «спасли», поместив его мозг в сосуд из стекла и опутав проводами, словно телефонную станцию. Господи, ничего себе шуточки! Интересно, осталось у этого бедняги чувство юмора?

Но чем с точки зрения марсиан человек отличается от прочих животных? Впечатлят ли расу, которая знакома с левитацией, — и бог их знает, с чем еще — возможности нашей техники? И если да, то займет первое место Асуанская плотина или тысячекилометровый коралловый риф? Человеческое самосознание? Явное тщеславие; нет способа доказать, что среди кашалотов или секвой нет философов, превзошедших все человеческие мерила.

Была только одна область, где человек остался непревзойден: он выказывал безграничную гениальность в изобретении все более и более эффективных способов убийства, порабощения, угнетения, всеми путями старался сделать себя противным самому себе. Человек был отвратительнейшей пародией на самого себя. Самой сутью юмора было…