Филип Фармер - Властелин тигр

— Порази меня, ты, большая гиена, там, наверху! — надрывался он, потрясая кулаком. — Давай швыряй свои огненные ножи; посмотрим, сможешь ли пронзить меня своим оружием!

Рас несся дальше, чуть замедляя бег на крутых и скользких склонах. Несколько раз упал на колени, не раз ударился грудью, но поднимался и упрямо стремился вперед.

— Я не боюсь тебя! Моя мать пыталась поставить меня на колени перед тобой! Но я не поддамся! Я сказал «мать»?! Эта темная крошечная образина?! Она не мать мне! Она лгала, что обезьяна, лгала и о том, что родила меня! Как мог я, я — произойти от подобной уродины? Я не сын ей вовсе!

Рас остановился и воздел к небу руки — на этот раз с вопросом, не с вызовом:

— Чей же я сын, наконец?

И ответ последовал незамедлительно. Казалось, Рас должен был немедленно лишиться сознания, даже не поняв, что его поразило.

Но он мог бы поклясться позднее, что не проваливался в черную пустоту ни на мгновение.

Мир вспыхнул ослепительным светом. И Рас оказался в самом центре огня. Его руки, все еще воздетые к небесам, воссияли. Сквозь прозрачную кожу Рас разглядел собственные кости. Он весь был как скелет, объятый голубовато-белым свечением.

Молния, зигзагом скатившаяся с ближайшего дерева, прежде чем скользнуть, подобно змее, в корни, укутала Раса с головой своим саваном.

Малый огненный шарик — последний уголек молнии — занялся у Раса в груди. Шарик разгорался, и в его жаре Рас увидел картины прошлого. Совсем крохотные, они как бы воссоздавались внутренним оком. Вот три светлые нити — водопады; вот голубое пятно — озеро. Словно рука потонувшего черного гиганта — башня. Старая хижина на берегу озера. Семь крохотных обнаженных темных фигурок, пляшущих вокруг хижины.

Это, должно быть, Мирьям, Юсуфу, Абдул, Ибрагим, Сара, Иоханнес и Кокеб. Единственный из всех, кого Рас помнил отчетливо, за исключением родителей, был Кокеб. Остальных — очень смутно. Сейчас воспоминания вернулись.

Абдул умер от лихорадки. Сару убил Ибрагим, после чего перерезал глотку и себе. Иоханнес утонул в озере. Кокеб исчез, когда Расу исполнилось девять. Скорей всего съеденный леопардом.

Но сейчас они все плясали вокруг огня, сиявшего внутри у Раса. Плясали, корчились, прыгали, скакали на четвереньках, как обезьяны. Которыми они, по их же словам, и были. Пляшите, маленькие черные обезьянки, пляшите!

Рас увидел себя ребенком. Признал по светлой коже, выхваченной лучом света. Мальчуган метал в цель ножи, час за часом. Тренировался в стрельбе из лука. Крутил сальто, ходил по канату, глотал огонь и проделывал великое множество всяческих трюков, которым его научили лилипуты. Это было единственным, что они умели делать хорошо, и им хотелось передать свое искусство мальчику.

Огненный шар стал разрастаться. Сейчас Рас увидел стаю горилл, с которыми жили порою и он с родителями, и Кокеб. Он видел себя карабкающимся по деревьям, скачущим с ветки на ветку, как молодая горилла. Уверенный, бесстрашный, верткий, он был искуснее своих мохнатых длинноруких учителей. И наслаждался своим превосходством.

Долгое время Рас пребывал в уверенности, что и сам он — горилла. Уродливо безволосая, со странной рожицей, уступающая другим во всем, разве что кроме скачек по деревьям, — но горилла. Превосходящая, впрочем, остальных умом, и намного.

Огненный шар, набухая, уже выдавливал Раса из собственной оболочки. Большой сияющий ком толкал сознание во тьму — только неуловимые тени разбегались в стороны.

С вершины башни с кудахтаньем снялась большая Птица. Бог, Игзайбер, сидел на ней верхом. Это был белый человек, очень похожий на самого Раса. Только лицо его, даже когда приблизилось вплотную, оставалось туманным — черты были зыбкими, как у отражения в неспокойной воде.

Затем вдруг у Игзайбера стало сразу два лица. Одно — мужское, лицо Раса, другое — женское, и тоже Расово. При виде их Рас вспомнил, как малюткой мечтал увидеть эти лица; они снились ему постоянно.

Когда Рас очнулся, занимался рассвет. Небо голубело вверху и наливалось багрянцем на востоке. Рас обнаружил, что может шевелить только ресницами. Он лежал на спине на склоне холма; должно быть, при падении кувыркался и лежал сейчас головой к подножию. О прошедшей дождливой ночи напоминала лишь частая капель с ветки — совсем рядом с его головой. Крохотная желтая птичка с алыми перьями хвоста порхнула над ним. Что-то тяжелое заворочалось в кустах неподалеку.

Расу было зябко, но ощущал он холод не кожей — та, казалось, полностью утратила чувствительность. Холод исходил изнутри, из него самого. Огненный шар, остыв, обратился в тяжелый холодный камень, который перекатывался теперь в Расовом теле, точно в желобе.

Рас попытался разорвать сковавшие тело цепи, но безуспешно. Его охватил страх, быстро сменившийся злостью. Холод внутри стал таять. Кто сотворил с ним это? Неужто Игзайбер?

— Кто дал тебе право? — беззвучно выкрикнул Рас. — Что я тебе сделал такого? Ничего! Ох, доберусь же я до тебя, тогда берегись — убью!

Ярость отступила на время, съежившись в горячий крохотный кулачок внутри. Питаясь его теплом, Рас пытался, как мог, оценить ситуацию. Скосив глаза, смог увидеть над деревьями верхушку башни. Кроме того, в поле зрения попадали подножие холма и часть равнины, не скрытая зарослями.

Все застыло вокруг в ожидании утра, только листья трепетали на ветру. Рас чуть успокоился: еще не все потеряно. Может быть, его отыщут родители. Но с чего бы им вдруг начинать поиски? Когда бы он ни уходил из дому, не важно в каком состоянии, он всегда возвращался сам. Родители решат, что, желая наказать их на этот раз продолжительным отсутствием, он снова отправился на поиски приключений.

Но, может быть, они, обеспокоенные грозой с молниями, все-таки пойдут искать его?

Что-то хрюкнуло и завозилось совсем рядом, и Рас внутренне содрогнулся, оставаясь наружно недвижным и спокойным, как камень. Свинья? Рас надеялся, что нет. Хотя какая, в сущности, разница? Если полежать еще немного, обязательно появится либо шакал, либо леопард, а то и прожорливые муравьи доберутся.

Тень пала на Раса. Продолжением тени служили длинные суставчатые ноги, чернокрылое туловище с коротким белым хвостом и длинная шея, увенчанная крохотной лысой головкой с долгим острым клювом. Пахнуло мертвечиной; согнув шею, птица важно скосила на Раса глаз.

Ее напыщенность была не так уж неуместна — пожиратели падали играли в джунглях далеко не последнюю роль.

— О марабу, — беззвучно вымолвил Рас. — Я пока еще не труп. Но если за мной не придут, скоро им стану.

«О Господи! — подумал Рас. — Я заперт в моем собственном теле».

Он попытался вскрикнуть. Если удастся, это может отпугнуть птицу. Правда, ненадолго. Она обязательно вернется. Эти мертвые глаза, видавшие на коротком птичьем веку так много смерти, скоро встретятся с его собственными. Одно движение острого клюва — и у Раса нет глаза.