Рэй Брэдбери - В мгновение ока

— Развернись здесь, — сказала Сесилия Трэверс.

— Ну пожалуйста, мам! — взмолились сын и дочь.

— Что за спешка? — спросил Кларенс Трэверс. — Вот скажите, многие ли из ваших приятелей могут похвастаться, что катались по дороге, где годами не проезжала ни одна машина? Думаю, таких счастливчиков просто нет! У кого еще отец настолько смел, чтобы проехать по бездорожью и направиться в неведомые края? А?

Миссис Трэверс хранила молчание.

— Вот за тем пригорком, — сказал Кларенс Трэверс, — дорога свернет налево, потом направо, потом опять налево: зигзагообразный поворот, а за ним еще один. Сейчас увидите.

— Налево.

— Направо.

— Налево.

— Зигзагообразный поворот.

Машина довольно урчала.

— Еще один!

— В точности, как ты сказал!

— А теперь смотрите. — Кларенс Трэверс указал рукой вдаль. В сотне ярдов с ревом мелькала скоростная автострада, уставленная рекламными щитами. Кларенс Трэверс проводил ее пристальным взглядом и скользнул глазами по траве, отделяющей ее от тенистой старой дороги, похожей на пересохшее русло, которое не знало приливов и слушало только ветер, приносящий издалека вечный шум транспорта.

— Знаешь, — сказала жена, — от вида этой автострады мне почему-то стало жутко.

— Пап, давай до самого дома поедем по этой дороге, — попросил сын.

— К сожалению, не получится.

— От вида автострады мне всегда жутко, — сказала жена, глядя в ту сторону, где с ревом неслись автомобили, которые невозможно было даже рассмотреть.

— Всем жутковато, — отозвался Кларенс Трэверс. — Но, как говорится, кто не рискует, тот не выигрывает. Что поделаешь?

— Да ни черта тут не поделаешь, — вздохнула жена. — Сворачивай на эту проклятую магистраль.

— Погоди.

Кларенс Трэверс направлялся к маленькому, можно сказать крохотному, поселку, неожиданно возникшему близ прозрачной воды, под сенью гигантских деревьев: с десяток обшитых замшелыми досками, давно не крашенных домиков. На каждом крыльце раскачивалось от ветра пустое кресло-качалка; на травяном ковре, в прохладе полуденной тени, дремали собаки; у дороги стояла бакалейная лавка с видавшей виды бензоколонкой.

Они подъехали ближе, вышли из машины и, не веря своим глазам, тоже замерли среди этой неподвижности, как восковые фигуры.

Дверь бакалейной лавки со скрипом отворилась; оттуда появился старик, который поморгал глазами и спросил:

— Вы как сюда попали — неужто по старой дороге?

Под укоризненным взглядом жены Кларенс Трэверс почувствовал себя неуютно.

— Именно так, сэр.

— Лет, почитай, двадцать никто сюда не заглядывал.

— Мы и сами приехали наудачу, — сказал мистер Трэверс и, помолчав, добавил: — А тут — прямо дар судьбы!

— Удар судьбы, — процедила жена.

— Автострада наши края стороной обошла, до нее с милю будет, вам вот туда, — сказал старик. — Из-за нее наш городок и захирел. Остались такие, как я — одно старичье.

— Здесь, наверно, у хозяев можно снять комнаты?

— Милости прошу. Вам только летучих мышей прогнать да пауков вымести — и живите на здоровье в любом доме, за тридцатку в месяц. А хозяин тут я.

— Не стоит беспокоиться, он просто так спросил, — вмешалась Сесилия Трэверс.

— Понятное дело, — кивнул старик. — До города далеко, до автострады тоже неблизко. А зарядит дождь — грунтовая дорога раскиснет, грязи будет по колено. В здешние места, честно сказать, и проезд-то запрещен. Хотя никто не следит. — Старик фыркнул и покачал головой. — Будьте спокойны, я на вас не донесу! Признаться, у меня поджилки затряслись, когда вас увидел. Смотрю на календарь и думаю: мать честная, уж не вернулся ли двадцать девятый год?

Вспомнил, воскликнул про себя Кларенс Трэверс. Это Фокс-Хилл. Раньше здесь стоял город с тысячным населением. Когда я был совсем маленьким, мы приезжали сюда летними ночами, поздно-поздно. Останавливали машину; я дремал на заднем сиденье, при лунном свете. Бабушка с дедом тоже сидели сзади, рядом со мной. Как здорово кататься по ночам, когда впереди белеет дорога, с неба смотрят звезды, а взрослые заняты собой, их голоса слышатся будто бы издалека: говорят, говорят, смеются, шепчутся. За рулем, конечно, отец, воплощенная основательность. Так бы и плыть сквозь летнюю темень, вдоль озера, к дюнам, к заросшему диким виноградом безлюдному пляжу, на котором безвылазно жил ветер. Мы ехали под луной в кладбищенской тишине, где лишь изредка поскрипывал песок да шуршали пепельно-серые волны — это озеро паровозом утюжило берег. А я, свернувшись калачиком, вбирал в себя запах бабушкиного пальто, прохладного от ветра, и родные голоса, что укутывали меня одеялом непреходящей надежности: я знал, что никогда не стану старым и всегда буду разъезжать на нашем драндулете с опущенными брезентовыми бортами. И мы всегда будем останавливаться в этом городке, поздно-поздно, часов в девять, а то и в десять вечера, чтобы отведать мороженого — орехового и фруктового, с восхитительным, едва уловимым запахом бензина. Всей семьей мы дружно лизали это лакомство, хрустели вафельными рожками и вдыхали бензиновый запах, а потом, сонные и довольные, ехали домой, в Гринтаун, и было это тридцать лет назад. Опомнившись, он сказал:

— Кстати, об этих домах: есть ли возможность привести их в порядок? — Он прищурился.

— Это как посмотреть: они полвека простояли и еще простоят, но труха уже сыплется. Выбирайте, какой на вас смотрит, уступлю за десять тысяч — таких цен, согласитесь, нынче нету. Коли вы художник… то бишь… живописец, вам в самый раз будет.

— Нет, я не художник. Я сочиняю рекламные тексты.

— Значит, и рассказы сочиняете, дело ясное. Что ж, тут и писателю благодать: тишина, никаких соседей, пиши себе, сколько душе угодно.

Сесилия Трэверс молча стояла между мужем и незнакомым стариком. Кларенс Трэверс не смотрел в ее сторону: он смотрел на тлеющие угли перед входом в лавку.

— Думаю, мне бы здесь неплохо работалось.

— Это точно, — подтвердил старик.

— Я уже не раз подумывал, — сказал мистер Трэверс, — что пора нам уехать из города и пожить тихо-спокойно.

— Это точно, — сказал старик.

А миссис Трэверс ничего не сказала; она порылась в сумочке и достала зеркальце.

— Хотите пить? — спросил мистер Трэверс с преувеличенной заботливостью. — Будьте добры, — обратился он к старику, — три бутылочки апельсинового сока. Нет, пожалуй, четыре. Старик ушел в лавку, откуда повеяло гвоздями, печеньем и пылью.

Когда он скрылся за дверью, мистер Трэверс повернулся к жене. У него загорелись глаза.

— Это мечта! Давай так и сделаем!

— Как? — переспросила жена.

— Переедем сюда, надо только принять решение. Что нас удерживает? Скажи, что? Мы из года в год даем себе клятву: уедем от шума, от сутолоки, чтобы детям было где побегать. И тогда…