Селия Фридман - Черные Земли

Из его тела в ее тело...

И вдруг она обрела Видение. И Увидела не то существо, которое ей довелось видеть раньше, и не того человека, за которого он себя выдавал. Она Увидела его подлинную сущность, она раскрыла тайну, составлявшую самую суть его существования. И этот образ был столь чудовищен, что она едва не отшатнулась от него, едва не прибегла к приливной Фэа, чтобы воздвигнуть между собой и этим существом нечто вроде барьера, не пропускающего никакие видения. Но он уже проник в нее, и обратного пути не было. Ни сейчас, ни впредь. Ее глаза уже стали его глазами.

И она увидела глубокое подземелье, увидела склеп, укрепленный множеством колдовских символов - таким множеством, что на исписанных ими стенах не оставалось свободного места. В центре комнаты стояла стеклянная емкость, и, хотя освещение было скудным и призрачным, она увидела то, что находится в емкости, и почувствовала его запах, и поняла, что это такое...

- Нет, - выдохнула она. - Нет.

В стеклянной емкости находился человек. Нет, его уже нельзя было назвать человеком. У него были четыре конечности, была голова, да и весь облик казался человеческим, только на этом сходство с человеком и заканчивалось. Пальцы были белыми и толстыми, а вместо ногтей на кончиках проросли бурые грибы. Тело было настолько расплывчатым и поросло таким количеством всевозможных лишайников, что назвать его человеческим можно было, лишь дав волю собственному воображению. Лицо... лицо представало образом из ночного кошмара; волосы и брови давным-давно повылезли, глаза покрыла толстая бурая короста, раскрытый рот служил воротами для множества мелких гадин, поселившихся в его глубине. И все тело - или, вернее, все на теле - шевелилось: улитки, клещи, какие-то крошечные твари на ножках - все они питались продуктами разложения этого тела, одновременно поедая друг дружку. Растения ели маленьких тварей на ножках, рыбы ели растения, весь жизненный цикл был столь безупречно сбалансирован, что самой малости кислорода и наружного света хватало для поддержания всей экосистемы.

"Мое первое тело. - Эти слова были не столько сказаны, сколько впечатаны в ее сознание; и вкус у них был кислый, и ощущение от них было смрадным. - Поддерживая в нем жизнь, я делаю себя практически неуязвимым. И никто на свете никогда не найдет места, где я храню его".

Йенсени с отвращением наблюдала, как всю эту отвратительную живность пожирает столь же отвратительное тело, с тем чтобы угнездившийся в нем мозг мог продолжать существование из года в год, из столетия в столетие, высылая душу на поиск более привлекательных тел и оставаясь в полутьме и кормясь червями и улитками.

Теперь это нечто проникло и в нее. Омерзительное и грязное, оно проскользнуло ей в мозг и свернулось там клубком, как змея. Девочка почувствовала, как нечто запускает свои щупальца ей в руки и в ноги, в самые сокровенные области ее тела, которое тут же затряслось, едва начался процесс первоначальной борьбы за контроль над ним. Паника охватила Йенсени - и на мгновение девочка едва не поддалась ей. А ведь как просто было бы сейчас сойти с ума, отказаться от непрочной уже смычки с действительностью и ускользнуть в беспамятство лет на тридцать, на сорок, пока ее тело не отдаст лучшие соки и не начнет стариться, - и тогда Принцу расхочется жить в нем. Да, это было бы так просто и замечательно...

- Вот и сделай это, - подтолкнул ее Принц. Ему не терпелось захватить полный контроль над ее телом, чего никогда не произошло бы, останься она сама хоть в какой-то мере активной. - А я подарю тебе сновидения. Я подарю тебе покой.

Но Йенсени не сдалась и не ушла в себя. Вместо этого девочка широко раскрыла глаза, чтобы он мог видеть ими, как она сама, и условия сделки были бы тем самым выполнены окончательно. В сочетании с присущими ему самому способностями ее Видение стало вдвойне проницательным - и ослепительное труднопереносимое Сияние приливной Фэа наполнило комнату таким блеском, что та, казалось, вот-вот должна была взорваться. Йенсени почувствовала его испуг в тот миг, когда его Видение воссоединилось с ее Видением, она ощутила охвативший его голод с такой же остротой, как если бы изголодалась сама. "Следи за мной, - подумала она. - Я могу справиться и с этим". И пока Принц изумленно взирал на мир ее глазами, она припала к приливной Фэа и соткала из этой энергии для него картину, изумительно прекрасные образы, поразившие его великолепием и яркостью, образы, даруемые ему не только в визуальном восприятии, но и в обонятельном, но и во вкусовом...

(И на протяжении всего этого времени она осторожно извлекала из кармана украденную в зале аудиенций вещь, молясь только о том, чтобы он не заметил, как она достает и раскрывает...)

...она сплела из приливной Фэа ослепительный шатер, в котором очутились они оба, сетчатую структуру силы, которая провозглашала и закрепляла их объединение. И он был слишком очарован, чтобы задавать какие бы то ни было вопросы. Был слишком увлечен безграничным увеличением собственного потенциала, чтобы обратить внимание на весьма элементарное Творение, которое она попутно совершала. "Никому из людей никогда не удавалось ничего подобного, - думал он у нее в голове. - Никому из людей и даже никому из ракхов". И вот пока он испытывал механизмы и функции ее мозга, она сплетала и незримый шатер, воспользовавшись всем, чему успела научить ее Хессет, и каждой крупицей мощи, которую предоставляло приливное Фэа. Приливное Фэа, объясняла ей ракхша, не обладает особой властью над материальными предметами, но во всем, что связано с душой и с духом, воздействует беспримерно. И Йенсени молилась, чтобы так оно и оказалось, связывая сейчас двоих воедино, укрепляя и усиливая колдовскую связь, уже установленную самим Принцем, - связь, которая (как она могла лишь надеяться) останется нерасторжимой.

И она нанесла удар. Сильный и стремительный. Одним-единственным взмахом правой руки, сжимающей нож, нож Тарранта, подхваченный ею с ковра в момент общей суматохи, - она вонзила его себе в горло, в ту особую точку, где (как рассказывал ей Дэмьен) кровь, поставляющая жизненно необходимый кислород мозгу, проходит под самой кожей. Ударила сильно и быстро, потому что понимала, что второго шанса у нее не будет. И в момент нанесения удара она обрушила на этого человека всю ярость, всю ненависть, все горе и всю свою решимость уничтожить его, - все чувства, которые она до этого мгновения самым тщательным образом прятала, чтобы он не догадался, что же она собирается сделать, - а вот сейчас, нанося удар, выплеснула эти эмоции наружу с силой, сопоставимой разве что с приливной Фэа.

"Ты убил моего отца! - безмолвно вскричала она. И нож вошел глубже, вошел еще глубже в горло, высвобождая горячую кровь, хлынувшую ей на шею, на грудь и на занесенную в ударе руку. Сейчас она не испытывала страха, ею овладела радость одержанной победы. - Ты убил Хессет! Ты отнял у меня все, что у меня было, а теперь хочешь поступить точно так же и с другими, с бессчетным количеством других людей и ракхов. Только тебе это не удастся! Ни за что не удастся! Я придумала, как остановить тебя!"