Хуан Мирамар - Секретный сотрудник

Роль Кузница в этой истории с танками была невелика. Никакого задания он не получал – случайно все вышло. Удивило его тогда просто, что им вдруг дали для перевода на английский техническую документацию на семьдесят шестые. Он поинтересовался у Ярошенко, не собираются ли прислать эти танки на Острова, но тот сказал, что не знает, что это задание из дома, из Управления тыла, и посоветовал не совать нос не в свои дела.

Тут как раз у него была встреча с Эджби назначена. Совсем по другим делам – мальтийцем одним он тогда занимался из штабной обслуги, бегал за ним по базарам в Нижнем городе. Ну и рассказал он Эджби про документацию на танки, рассказал просто так, «для разговора». Кузниц с ним виделся часто, не скрываясь, и не всегда по шпионским делам. Абдул считал, что так меньше подозрений, и даже с начальством высоким договорился, сказал, что лейтенант Кузниц участвует в антитеррористической операции. Абдул был приятным во всех отношениях парнем, начитанным, знал даже кое-какую русскую литературу, и интереснее было с ним, чем с полуграмотными комбатантами из Добровольческого отряда. А что касается Хосе с Ариелем, то за десять лет совместных поездок они так друг другу надоели, что к общению не стремились.

«А может быть, это и не с танками связано, – думал Кузниц, – просто просочилось что-то в украинскую разведку от того высокого начальства, с которым Эджби говорил. Вот Гонта и заинтересовался. В любом случае надо Абдулу сказать, – решил он, – да и Хосе наконец рассказать обо всем стоит, чтобы не думал обо мне черт знает что. Волнуется он – знает, что с военной разведкой шутки плохи, даже подсел специально, чтобы поговорить без Ариеля – знает, что Ариелю говорить ничего нельзя, он болтун известный».

Самолет пробил слой облаков и начал снижение. Внизу показались покрытые снегом вершины высоких гор, а скоро и весь остров возник в иллюминаторе, окруженный черно-синим с белыми штрихами волн полотном моря – видно, на море был сильный шторм.

«Осень все-таки, – думал Кузниц, глядя на суровое, совсем не южное море, – хотя и юг, а осень и здесь чувствуется. Хорошо, что осень – не жарко будет. А с этим Гонтой – решим что-нибудь вместе с Абдулом, в конце концов, враг у нас вроде общий».

Стала видна береговая линия, изрезанная бухтами и заливами – среди них выделялся глубоко врезающийся в сушу залив Суда, где когда-то немцы заперли и потопили английский флот. Самолет изменил курс, и в иллюминаторе теперь было видно только бескрайнее неприветливое море.

Еще в самолете, когда он сел и выруливал на стоянку, чувствовалось, что за бортом сильный ветер, а когда они вышли наружу, ветер чуть не сбросил их с трапа. К автобусу пассажиры шли согнувшись, хватаясь обеими руками за шляпы и фуражки. С Ариеля ветер сорвал его знаменитую кепку, и ему едва ли удалось бы ее спасти, если бы ее не перехватил греческий пограничник.

«Какой большой ветер, – вспомнил Кузниц чьи-то стихи, – если приставить гвоздь к стенке, то он войдет в стенку», – но чьи это стихи и как там дальше, вспомнить не мог.

После пограничного контроля их встретил вежливый натовский офицер, и вскоре они уже ехали в джипе сначала по узким улицам Гераклиона, а потом по горной дороге в Ретимнон, где им предстояло жить до отправки на Острова.

Натовец сказал, что отправят их, насколько ему известно, через несколько дней, а когда точно, он не знает; что заказан им хороший отель с трехразовым питанием и что он уполномочен выдать им суточные на три дня, а там видно будет. Кузниц тут же стал думать, как попасть в Сфакию. Он спросил у натовского офицера, но тот сказал только, что это на южном побережье острова и туда должны ходить автобусы, а какие и откуда, он не знает. «Спрошу в отеле», – решил Кузниц. Ариель вяло поинтересовался, что он забыл в этой Сфакии, и Кузниц сказал, что это историческое место.

– Совсем вы с Ингой тронулись на этих достопримечательностях, – заметил Ариель, и тема на этом была исчерпана, а Кузниц, пока они ехали к Ретимнону, все более укреплялся в своем сентиментальном желании посетить место незаметного подвига лейтенанта Краучбека.

«Полна неожиданностей жизнь армейского человека, особенно во время войны, – думал теперь Кузниц, сидя на твердой железной скамье английского транспортного самолета, державшего курс на Мальтийские острова, – нельзя строить планы – вот планировал в Сфакию поехать, а вместо этого лечу на Мальту, неожиданно и поспешно».

Их остановка на Кипре оказалась короткой – не успели ни суточные получить, ни насладиться комфортом отеля, который хвалил натовец. Кузниц оставил свой чемодан в номере и пошел к Ариелю покурить, но тут позвонили из штаба и приказали собираться. И вот он уже сидит на скамье военного самолета, и самолет летит в «страну пребывания». За месяц он отвык от формы и теперь ерзал на скамейке – и там жало, и тут натирало. Рядом сидел и тоже ерзал и чертыхался Ариель. Хосе сидел ближе к кабине пилотов и о чем-то разговаривал с английским сержантом, хотя как можно было разговаривать под рев турбин, оставалось загадкой.

Из разговоров в штабе стало ясно, что на островах ситуация изменилась и, похоже, к худшему. «Правоверные» высадились ни остров Гоцо и смогли там закрепиться, и сейчас на острова перебрасывали подкрепление.

Еще говорили, что арабы уже оправились от первого шока, вызванного превращением современной боевой техники в старую рухлядь, и довольно успешно эту рухлядь осваивают. На острова уже было несколько серьезных налетов, бомбили в основном Валетту, но бомбы были сброшены и на город Моста с его огромным собором, который был хорошей мишенью и бомбили его много раз и в прошлую мировую войну. Там даже чудо тогда произошло: огромная бомба пробила крышу, упала чуть ли не на алтарь, но не взорвалась.

Раньше Кузниц к таким вещам относился скептически, но после явного вмешательства провидения, уничтожившего самые смертоносные игрушки, стал думать, что, наверное, и правда, что-то там есть, сила какая-то, которая иногда не позволяет людям творить особенно страшные вещи.

Из-за неприятельской авиации, хотя и старой, но все же представляющей некоторую опасность, их самолет шел на большой высоте и при посадке должен был резко спикировать, а не снижаться постепенно. Об этом их предупредил сержант, с которым разговаривал Хосе. Сейчас этот сержант обходил сидящих в самолете солдат и проверял привязные ремни. Подойдя к Кузницу с Ариелем, он сказал, обращаясь к Кузницу:

– Buckle up, sir. [21]

Кузница удивило это американское выражение в устах английского сержанта, он хотел было поделиться с Ариелем, но тут началось снижение и все его усилия сосредоточились на том, чтобы удержать свой желудок, который рвался выскочить наружу, на подобающем ему месте.