Ольга Онойко - Лётчик и девушка

За спиной её встали рядом Костя и Ма. Они молчали и ждали, мысли их остановились, и они почти не мешали Лизе работать – почти, потому что не чувствовать они не могли, и уйти не могли тоже. «Это ничего, – сказала себе Лиза. – Главное – малыш. Главное – найти малыша». Она закрыла глаза и стала вслушиваться в огромное тёмное безмолвие, всё шире открывавшееся перед ней.

Огромное. Бесконечное. Оно не двигалось, не дышало, не перекатывало валы, и за ним не играл листвой Остров Яблок. Лиза опускалась во тьму плавно и безмятежно, как опавший листок в безветрии. Глубже и глубже, сквозь пояса сублимаций и реактивных покрытий, сквозь пояс неврозов, через грань восприятия туда, где должны быть безусловные рефлексы и ещё ниже… Пустота. Ни мыслей, ни чувств, ни движений. Только молчание и мрак, молчание и мрак, устремляющиеся к пределу.

К точке исчезновения.

«Нет. О нет», – Лиза в единый миг вырвалась из потёмок и нервно сглотнула.

Там, в темноте, почти ничего не было. То есть всё почти кончилось. Почти…

Ма услышала её мысли и насторожилась. Она хорошо знала своего медиума. Кинуться на выручку тому, кто нуждается в помощи, потратить все силы и довести себя до изнеможения и болезни – это Лиза умела. «Лизка, – подумала Ма, – погоди. Ты примерься получше. Можешь – делай, не можешь – отступись! Ты мне живая нужна и здоровая. Если парень ушёл уже, толку биться?…» «Ма, – мысленно взмолилась Лиза, – не говори этого!» Но Ма зафыркала и сделала по-своему.

– Костя, – очень ровно спросила она, – а стоит ли?…

Костя взвился. Лиза сидела спиной к нему, но видела через Ма: глаза хирурга побледнели и сверкнули, как скальпели.

– Шесть часов собирали! – едва слышно крикнул он. – Ходить будет. Бегать будет! Клянусь!

– Лиза! – сказала Ма вслух.

«Костька не видит, – продолжала она мысленно, – а мы-то видим. Тихо слишком, Лизка…» Она не продолжала, а Лиза не торопилась отвечать.

Лиза осторожно наклонилась над мальчиком и опустила лоб на подушку рядом с маленьким ухом.

Она слушала. Она думала, чувствовала и поняла наконец, что у неё есть своё мнение. И если Марта Андреевна скажет сейчас: «Предназначено погибнуть», – Лиза будет дурой и не послушается её.

Но Ма молчала.

Очень медленно, точно боясь потерять, расплескать найденное, Лиза поднялась и обернулась к двум хирургам.

– Марта Андреевна, – сказала она, – это не так.

Та поняла с полуслова.

– А как?

– Он как будто уже… всё.

– Как будто? – уточнила Ма.

– Есть тонкая ниточка. Тонкая-тонкая. Но я вижу через неё, – Лиза помолчала, заново всматриваясь и внимая. – Там мир, свет, – сказала она. – Ему там хорошо.

«Детям там хорошо, – подумал Костя так громко, что Лиза услышала. – Но мы всё равно не пускаем их. Изо всех сил».

– Позови его, – теперь без всяких сомнений велела Ма.

И Лиза не сомневалась.

Она снова положила голову на подушку, устроилась поудобней и замерла, прислушиваясь. Хирурги смотрели на неё во все глаза. Они тоже оцепенели. Они касались друг друга краешками рукавов, но ни один не поворачивал головы. Лиза думала о них, таких сильных, таких больших своими делами, таких старых уже… Почему, зачем так вышло? Что заставило их разъединить свои жизни? Никогда не узнать. Тем временем Лиза была где-то вовне и одновременно – внутри, протянутая вдоль тончайшей нити между жизнью и жизнью, среди трепета и мерцания бесплотных троп, в напряжённом блеске и чьём-то огромном тёплом дыхании. И она ступала по иной земле.

А потом он, тот самый, коснулся её ладони, пока над ними в солнечном воздухе выстреливали конфетти, и она пошла рядом с ним со счастливой улыбкой – держась за руку давно уже взрослого мужчины, ребёнка только лишь сердцем, за руку защитника, друга, солдата и мастера, доброго и храброго человека.

…Спустя несколько минут Лиза поднялась и поцеловала мальчика в холодную щеку и в лоб.

– Лети ко мне, – сказала она с улыбкой, – лети, не задерживайся, лётчик.

9.11.2009