Абрам Палей - Планета КИМ

В появлении муравья в ракете не было, конечно, ничего удивительного: он заполз туда в Парке Культуры. Но теперь, когда не оставалось никакой надежды вернуться на Землю, когда гибель была неизбежна, — этот крохотный обитатель невозвратного земного шара показался всем таким близким, дорогим. Это было единственное, последнее звено, еще связывавшее их с навсегда покинутым земным миром. И оно, невольно и отчетливо, подчеркнуло предстоящую им участь.

— …А как ты думаешь, Сеня, — спросил Костров, — сколько дней нам еще… осталось жить?

— А я почем знаю! Сколько времени мы будем падать на Солнце — вернее всего, что мы попадем именно туда — можно было бы вычислить на основании ускорения силы тяжести. Да, кажется, из нас никто не знает настолько математики. {12} 12 Пилот ракеты должен был бы знать, что солнечное притяжение, конечно, с риском израсходовать почти весь запас горючего, все-таки можно было бы преодолеть. Для этого ракета должна была бы обладать скоростью не меньшею, чем 16,7 километра в секунду; достичь подобной скорости, вообще говоря, будет возможно, если скорость будет сообщаться ракете, напр., каким-либо взрывчатым веществом, гораздо более сильным, нежели современные взрывчатые вещества. С тем горючим, которое употреблялось в ракете проф. Сергеева, как показывают расчеты Циолковского и других теоретиков, по-видимому, тоже возможно было бы бороться с притяжением Солнца. Автор описывает нам весьма совершенную ракету «будущего», с усовершенствованным аппаратом для использования горючего. Но вообще перед будущими конструкторами межпланетных дирижаблей стоит такой вопрос: открыть совсем новый вид горючего, дающего очень большую энергию, при очень малом весе. Задача, как видим, трудная, но все же, быть может, технически разрешимая.

— Изжаримся и без подсчета! — заметила Нюра. Но и ей на этот раз не удалась шутка.

Летучий гроб одиннадцати человек продолжал в пространстве свой отныне неведомый путь.

Шел тридцать шестой день пребывания путешественников в ракетном корабле.

Но, собственно говоря, часы и дни определяли условно, по земному времени, пользуясь часами и календарем. На самом же деле, понятия измерения времени, смены частей суток потеряли всякий смысл. Корабль летел неизвестно куда в межпланетном пространстве, при чем, конечно, не было никакого ощущения движения. Воздушная машина работала непрерывно. По словам Тер-Степанова, ожиженных кислорода и азота могло хватить почти на год.

— Только нам, конечно, придется использовать очень малую часть этого количества, — с грустной усмешкой заметил Сергеев — и прибавил:

— Охота мучиться… Закрыл воздушную машину, и все.

— Разве медленно задохнуться лучше, чем моментально сгореть? — возразил пилот.

— А ну к чорту! — истерически закричал Костров. — Зачем ждать? Покончим самоубийством, зарежемся, что ли! Или выпрыгнем без водолазных костюмов в мировое пространство! {13} 13 В романе Жюля Верна «Вокруг Луны» пассажиры ядра выбросили из ядра в пространство труп собаки. Труп этот следовал за ядром, — так описывает Жюль Верн дальнейшую его судьбу; следовательно, он сам летел с такой же скоростью, с какой летело ядро. Совершенно то же самое должно было случиться и с пассажирами ракеты, если бы они выпрыгнули из ракеты с целью самоубийства. Самоубийство, очевидно, удалось бы пассажирам ракеты: не забудем, что в межпланетном пространстве совсем нет воздуха, пригодного для дыхания, и что там господствует страшный холод, около — 273° Цельсия (см. прим. 2). Межпланетное пространство, вообще, почти идеальная пустота.

— Прыгай, если тебе охота, — сказал пилот, — а я не желаю. Кто знает, что с нами будет? Я не предвидел, что через пять недель после начала полета мы будем еще живы. Конечно, я думаю, что жить нам осталось очень мало. Но добровольно умирать здесь, где в каждый прожитый миг мы можем узнать что-нибудь новое! Радость познавания — самая большая в нашей жизни, и я не хочу лишать себя этой радости. Нет, нет, милый Костров, не дури! Подохнуть успеем. Но я не жалею о жизни. За этот месяц я испытал столько нового, сколько и за тысячу лет не удалось бы на Земле. И кто знает, что еще предстоит за то короткое время, которое нам осталось! Вот, например, я был почти наверняка убежден, что мы летим к Солнцу — больше некуда, казалось. Но теперь уже нет никакого сомнения, что мы удаляемся от него. Помнишь, какой яркий свет заливал в первые дни через окна нашу каюту? А потом он стал тускнеть, и уже несколько дней мы сидим при электрическом свете, и электрические печи тоже все время включены.

— Так куда же мы летим? — спросил стоявший в стороне Петров.

— Дорогой тезка, сколько же раз мне объяснять? — ответил Тер-Степанов. — Если не на Солнце, то, значит, на Юпитер. В пределах солнечной системы после Солнца он обладает наиболее мощной массой и притяжением.

— И сгорим?

— Очевидно.

В каюте опять воцарилось молчание, оно все чаще и чаще овладевало путешественниками. Острота ожидания смерти постепенно притупилась, и население корабля чувствовало себя, как приговоренные в камере смертников, казнь которых отложена на неопределенное время. Человек, в конце концов, привыкает ко всему, даже к ожиданию смерти.

Больше всего обязанностей было, конечно, у Тер-Степанова: он был занят больше всех, и потому, естественно, ему приходилось меньше думать о гибели. Он сохранил за собой общий надзор за кораблем и распорядком жизни в нем.

Чтобы занять товарищей делом и отвлечь их от мрачных мыслей, Семен еще в первые дни распределил между ними обязанности. Веткину он поручил воздушную машину, и, знакомясь с ее остроумным и гениально простым механизмом, юноша впервые оценил мощный ум профессора Сергеева. Семен познакомил Веткина также с конструкцией машины для приготовления воды. Это было необходимо, так как запас воды был взят всего на один день, в виду ее громоздкости. Зато было очень много баллонов с ожиженными газами. Водяная машина была предназначена, разумеется, для пребывания на Луне. Она соединяла водород и кислород посредством медленной реакции.

Высоченный тезка Тер-Степанова, по профессии электромонтер, заведывал динамо-машиной, электрическим освещением и отоплением. Он не уставал восторгаться невиданным устройством маленькой и очень сильной динамо, приводившейся в движение сжатым углекислым газом. В каюте был установлен прибор, который втягивал в себя углекислоту, выделявшуюся при дыхании. Прибор, путем сильнейшего сжатия, превращал углекислоту в жидкость. Затем, проведенная по трубкам к динамо, углекислота, с силой расширяясь и снова превращаясь в газ, приводила в действие машину, коэфициент полезного действия которой был очень высок. Отработанный газ поступал в очистительную машину, и она разлагала его на углерод и чистый кислород. Твердый углерод имел вид кусков графита и являлся как бы отбросом производства. Кислород же, в ожиженном виде, поступал в баллоны, в качестве составной части для воды и воздуха. Водяные пары поглощались особым прибором и, охлаждаясь, сгущались в жидкую воду. [10] Гениальные машины и приборы проф. Сергеева, конечно не представляли чего-нибудь в роде perpetuum mobile (машины вечного движения): они только были совершеннее тех, которыми пользуется современная техника.