Ольга Онойко - Дикий Порт (Райские птицы)

Проблему нужно решать.

Ещё прежнее, довоенное правительство пыталось выторговать земные территории, когда-то принадлежавшие предкам семитерран. Безуспешно — и хорошо, что так. Требование протектората над Сибирской республикой и Дальневосточной Федерацией было откровенно абсурдным, а остальное… обглодок мёртвой империи, с гниющими городами и ядовитыми захоронениями отходов индустриальной эры, вряд ли бы послужил оздоровлению нации.

Нация.

Ценкович прикрывает глаза, оглаживает бороду. Хмурится.

Это его idea fix, его мечта, его великая цель, которая осуществится после его смерти, если осуществится, но это никак не волнует триумвира. Как старика в притче о яблоне, с которой тому не увидеть плодов.

Предшественница Объединённого Совета, ООН, ещё в середине двадцатого века заявляла в своём Уставе, что стремится дать всем народам возможность самоопределения. Совет сохранил этот пункт, добавив, что населения космических колоний народами не являются.

Это была правда.

…Мода на этнику, одержимость малейшим проявлением национальной самобытности ходит волнами, чередуясь с модой на интеграцию; когда-то, на спаде очередной волны, Ценковичу пришла в голову мысль.

«Самобытность присуща любой автономной группе, — говорил он. — Мы живём в удивительный период образования новых этносов — таинственное, зыбкое, неуловимое время. В наших силах воздействовать на протекающие процессы. Мы можем сознательно конструировать характер будущей нации, корректировать его, формировать…»

«Разбежался!» — отвечал обыкновенно Михалыч и уходил на очередное совещание.

А дети слушали.

Дети.

Корректоры, год за годом, сотня за сотней.

Предварительные итоги процесса отрадны.

Семитерран отличают от прочих на глаз.

Местер Люнеманн, переполнившись благодарностью, совершил жест доброй воли: предоставил СБ делегации сведения об успехах внешней разведки вероятного противника. Не то чтобы удивил; но укреплению союза поспособствовал. Незадолго до отбытия состоялась интересная беседа…

— Элик, — просыпается Тиша, — а кто остался на Третьей Терре?

— Аист, — не выплывая из задумчивости, отвечает тот. — Лазурь. И Оля Булатова, кода не помню.

— Золотая рыбка, — улыбается Алентипална.

— Ах-ах, — добродушно ворчит Элия.

— Без Светочки им тяжело придётся…

— Светочка — не Атлант, не надо подпирать ею небосвод. У нас есть договорённость с Люнеманном, у Люнеманна есть армия. Пусть сам бьёт конкурентов во пиратстве.

…Итак, на территории Древней Земли рассчитывать нельзя.

И с этим ничего нельзя было бы поделать, если бы не фантастическая удача, невероятное стечение обстоятельств, подарившее людям Землю-2. Внешнее сходство с прародиной — дело даже не десятое: сотое. Но на Терре-без-номера не рождаются дети с синдромами внешних территорий.

Земля-2 — стратегический капитал.

В пределах столетия политической столицей Ареала должна стать она. На угрюмой Седьмой Терре останется только промышленность. Да, переселение массы населения будет серьёзной проблемой, но решение не сложно, лишь затратно… а средства у Урала есть.

Вот это и надо будет обсудить с коллегами на Терре-без-номера.

На Новой Земле.

Союз с Диким Портом фактически заключила делегация периферии: центр Ареала всего лишь смирился с неизбежностью.

Посмотрим, где лет через пятьдесят будет центр…

— Элик, не спи, — окликает Тиша.

— Я-то как раз не сплю, — подмигивает тот.

— Задумался, — понимающе кивает она. — А я спросить хотела: что ты думаешь о местере Рихарде?

— В каком плане?

— Ну… — Алентипална выводит на столешнице узоры кончиком пальца. Блестит хризолит в тонком перстне, — он довольно странно ведёт себя для человека. Я понимаю, он большую часть жизни провёл на Порту, менталитет там совсем другой… но всё же эта его привязанность к ррит мне удивительна.

Мелькает мысль: Тиша слишком любит людей, чтобы её занимали ещё и какие-то другие расы. Она проницательна, но внутренний мир чужих её просто не интересует. И потому в вопросе нет ничего удивительного.

— Не к ррит вообще, — объясняет Элия. — К тому ррит, который поймал не свою пулю. Л’тхарне. Их теперешнему вождю.

Тиша лукаво улыбается.

— Я бы сказала, что он на человеческий манер обаятелен…

— Мне как ксенологу видеть это печально, — вполголоса замечает Ценкович. — Он очеловечен до уродства. Ну, Тишенька, ты же видела старых учёных, искалечивших себя до психического состояния, скажем, анкайи?

Местра Надеждина отводит взгляд, на лице вспыхивает и меркнет страдальческая гримаса. Кто мог подумать когда-то, что ксенология, точно ядерная физика, таит в себе угрозу для исследователей?

— Вот так это и выглядит на самом деле, — заканчивает Элия. — Несчастная раса, если смотреть беспристрастно. Но, боюсь, в альтернативном будущем людей бы не было вовсе, ни несчастных, ни счастливых… Сесть и заплакать. Так что жалость здесь ни к чему. А о том, почему они так привязаны друг к другу, я тебе одно скажу. Оба они хищники, один по природе, другой по призванию. С этого всё началось, а прочее вторично.

Лайсан, секретарша Алентипалны, вносит поднос.

Плавными домашними движениями Тиша льёт в кофе сливки, мажет масло на хлеб.

— Элик, — говорит, пока Ценкович раздумывает, не позавтракать ли ему вторично: очень уж заразителен пример, — а о чём вы говорили после банкета?

Элия прикусывает ус.

В неофициальной обстановке Люнеманн споро сменил королевский белый костюм на нечто менее пафосное. Традиция родилась во времена Яльнемаэ, и тому хватало оттенка люминесцентных нитей, привычных лаэкно. С тех пор обычай трансформировался под обыкновения каждого нового Начальника. Не прими в своё время Терадзава правил этой бесцельной игры, Рихард с радостью прервал бы её.

Увы.

Светится старый коньяк: золотая солнечная смола.

— Земля год за годом пророчит вам экономический спад, стагнацию и потерю позиций. — Люнеманн катает в бокале маслянистый, исполненный высокомерия и лени напиток. — Но вы её до сих пор ни разу не радовали.

Кхин усмехается.

— Видите ли, местер Рихард, — бархатным голосом поясняет Ценкович, — их аналитики постоянно совершают одну ошибку.

— Какую?

— Они думают, что мы русские.

— Ты у нас самый русский, — беспардонно замечает подвыпивший Михалыч.

— Да и ты тоже русский, — парирует Элия.

Пират добродушно смеётся. Он понимает язык, хотя почти не говорит, и он в курсе основных обстоятельств. При весе, которым обладает Урал, иначе нельзя.

— Впрочем, это неплохо, — продолжает Ценкович. — От нас ждут масштабных экспериментов, а мы просто делаем своё дело. Блюдём свои интересы.