Александр Маслов - Земля без Пощады. Главы 1-9

– Ого! С килограмм будет, – потрясая звонким кошелем Снегиря, приговаривал тот, которого Олег принял за старшего. – Богатенькие вы как буратины! Еще выясним, откуда бабло. Вид у вас больно чмырной, чтоб запросто разгуливать с такой монетой.

Гусаров с пыхтением тянул за собой Асхата и думал: скажи ему, что деньги в займы взял у Снегирева, так хрен знает, добро из этого вырастит или худо. Саньку-то знает большая часть Пещер. Знать – знают, но не все, мягко говоря, любят. И прежде чем его выпутывать в передрягу, нужно разобраться, что к чему. Подумал и предпочел промолчать. С другой стороны сильно долго молчать нельзя: если пещерные решат, что в смерти попрошайки и парнишки под "Ломом" виноват он с Асхатом, то расстреляют завтра же или сегодня ночью. Ни суда, ни адвокатов здесь нет (впрочем, их нет ни в Оплоте, ни Выселках, ни в шахтах или Озерном – нигде), решения по теме "казнить нельзя помиловать" принимают верховоды. Но Хряпа и Скрябец в силу своей занятости давно переложили важную привилегию на приближенных. Поэтому правда и неправда, жизнь и смерть в Самовольных Пещерах давно стали зависимыми от случайностей, чьего-то настроения да личных связей, симпатий, неприязни.

У бытовок четверо провожавших отстали, прихватив с собой ружье Сейфа и Гусаровский карабин, до казематов конвоировал только трое. Впереди шустренький, которому армейский бушлат достался явно не по размеру – еще как великоват. Позади старший в меховой куртке и тот дебелый, которому Олег так хотел вспороть брюхо. В коридоре с низким округлым сводом и водопроводной трубой вдоль стены, тянущейся неизвестно откуда и куда, воняло грязными портянками, гарью. Еще припахивало табачком и похлебкой – жратву готовили прямо в бытовках. Многие из "гвардии" верховод здесь же жили, выбираясь только на патрулирование и в караул.

– Шевелись, давай! – мордатый ударил Гусарова автоматом в спину.

Крепко ударил. Между лопаток отдалось тяжкой болью. Если бы не волчий полушубок и плотный свитер, то хрен его знает, остались бы на месте позвонки. Олег пошатнулся, едва удержал Сейфулина и шепнул тому:

– Терпи, братан, пришли уже.

Душераздирающе заскрипела на ржавых петлях железная дверь. Вот маленький коридорчик в свете смоляных лучин, поворот, и три таких же тяжелых, сварных двери слева, две справа. На каждой толстая задвижка снаружи, верх забран решеткой. Кое-где погнутой: видно кто-то ломился в нее, сдуру или в пьяном угаре лупил чем-то тяжелым. Надо понимать для Скрябца это крайне важные двери: металла здесь общим счетом ого! – с тонну наберется, но на переплавку их не тронули.

– Куда их, Семеныч? – шагавший впереди охранник обернулся.

– Нет разницы. Давай для порядку в первую, – отозвался старший. Всем известно: камеры чаще всего пустовали. Чего долго с канальями морочиться? Если по-крупному кто залетел, то сутки на разборки и в расход, если по-мелочи, то на полезные работы. Вон пещеру расширять, ход долбить за грибницами, народ нужен всегда.

Прежде чем пустить в камеру, шустрый охранник сам нырнул в темень и разжег маленький факелочек. Так положено вовсе не для комфорта заключенных, а чтоб видно было в глазок или в щелку, чем за дверью занимаются.

– Рану перевязать дадите? – попросил Гусаров, покосившись сначала на проливавшего кровь Сейфулина, затем на охранника в меховой куртке, названного Семенычем.

– Хрен тебе, – отозвался тот, поигрывая его "Кроком". – Мы не санитары. Могу только для симметрии замастырить и в тебе дырень. Сам выбирай во лбу или в жопе.

– Не санитары, но козлы, – хрипло выдохнул Олег.

– Козлы, да? – мордатый недобро хмыкнул и с неожиданной расторопностью сунул прикладом Гусарова в лицо.

Олег едва успел отклонить голову вправо, иначе зубы превратились бы в крошево.

– Мы козлы?! – неистовствовал самоволец, ткнув со всей дури стволом калаша Гусарова в живот.

Дух у Олега стразу перехватило, пятясь в камеру, он согнулся, едва не опрокинулся, зацепившись за ногу Асхата. Сейф, сжимая кулак, зло выругался по-татарски, и может быть, кинулся бы в драку, превозмогая боль в простеленном бедре. Гусаров успел заметить, что Семеныч, вертевший тесарь, насторожился, и другой шустренький тоже напрягся, крепче сжимая АКСУ. Поняли, что их дружок переборщил. "Трое их всего… Трое! – пронеслось ураганом в мутном сознании Гусарова. – И что с того, что с оружием?! Коридорчик узенький – хрен развернешься…".

Уклоняясь еще от одного тыча прикладом, Олег прикинул: если сейчас круто вправо к простенку, уводя за собой автомат здоровяка, то можно и завладеть калашом. А потом кто первый нажмет на спуск, тот и жив. Но благоразумие взяло верх: бессмысленно все это. Даже если очень повезет, и он уложит пещерных раньше, чем они откроют пальбу, все равно отсюда не выбраться. Куда в такой заварухе Асхату – он ногу волочит как не свою? До седьмого прохода не то что не добежит, не дойдет даже. Вот и пришлось стерпеть обиду и еще несколько ударов в грудь и по морде.

– Хватит! – остановил дородного старший. – Вечером разберемся или поутру.

Дверь грохнула, едва не затушив воздушным порывом крошечный факелок. Тут же лязгнул засов. Что-то веселенькое, неразборчиво сказал здоровяк, шустренький в ответ хохотнул, и послышались их удалявшиеся шаги.

– Вот влипли так влипли! Олежа… Влипли! – бормотал Асхат, сев на голый пол и вытянув кровящую ногу.

Гусаров опустился на корточки, щупая разбитое лицо и прерывисто, то втягивая в себя, то выпуская воздух – крепко врезал ему охранник стволом под дых. Ведь проткнуть мог, утопив пламегаситель в кишках.

– За что нам такое?! Аллах, Господь ваш или новоявленная Истра, кто ответит?! – причитал татарин. – Задница вчера с Бочкаревскими вышла, хоть ложись рядом с нашим Ургином, Ромкой Кучей и помирай под скалой. Думал хуже не будет. Куда хуже?! И вот тебе на! Последнее, что было, отобрали: ружья, патроны, горстку монет. И Сашкины бабки! Ведь не отдадут же?

– Нет, – хмуро сказал Гусаров, разглядывая на пальцах свою кровь.

– Ну успокоил! Как не отдадут?! – Сейфулин вытянулся, охнул от стрельнувшей в ногу боли и в первую очередь вспомнил не деньгах, патронах и ружье, а о светодиодном фонарике с приемником. Точно ребенок, готовый душу заложить за любимую игрушку.

– Вот так. В ментовке раньше не все отдавали, если закрыли в отстойнике, а здесь вообще о личных вещах базару нет. Насколько знаю, был тут в охране Боря по кликухе Шило, так он со своими специально до озерных и некоторых наших докапывался. Если видит, человек при бабках, или ствол при нем ценный, или какое ладное шмотье, обязательно найдет повод, прицепится. Вот так: на ночь в казематы, а утром голого пинком под зад. И благодари хоть Бога, хоть Аллаха, что не отобрали жизнь, – сообщил Олег, неловко шевеля распухшими губами. – Убили его озерные за изгородью. Хитростью наружу выманили и натурально казнили топором. Записочку колышком к груди приколотили, мол, за что и почему. Правильно, конечно, сделали. После этого охрана здесь поскромнее стала месяца на три. Но в нашем случае вопрос вовсе не в стволах, шмотках. Если решат, что мы виновны в смерти тех, у "Лома", то точняком расстреляют или зарежут. Штаны снимай.