Ивакин Геннадьевич - Неправда

Из дырявых облаков легкой лодочкой

Месяц вышел посмотреть на весну.

Вот заря свернулась рыжею кошечкой -

Осторожно, не ступи на тишину!

Спит собака за забором в будке,

Снится ей большой лохматый пес.

Спит забор настороженно и чутко,

Ему сниться как тополем он рос.

Спят набухшие почки деревьев

У них еще вся жизнь впереди...

Спят дрова в поленнице за елью

И бормочут во сне: "Не уходи!"

Спит троллейбус шевеля усами,

Как огромный старый добрый жук.

Ему сниться как провода убрали -

Он стал свободен и улетел на юг

Легкой дымкой деревья закутаны...

Чуть прозрачен нейлоновый туман...

Нырнул месяц в облако уютное...

Заворчал во сне океан...

А потом полились обычные туристские песни: непременную "Как тесен мир плацкартного купе" Гейнца и Данилова, и обязательную "Спят ежата, спят мышата" Суханова, и вечную "Голову" Ланцберга, и неизбежную, но известную только в Кирове, "Спать пора" его однокурсника Лехи Винокурова. Странное дело, и стихи-то в этой песне простенькие: "Спать пора, спать пора! Я пришел перед сном сказать, что люблю тебя...". Но глубокий, в меру хрипловатый голос Вини, помноженный на блюзовую пронзающую сексуальность мелодии, ласково скользили по ушам девчонок, так что песня была во много сильнее самого эффективного "бабоукладчика" - бутылки поддельного шампанского "Иве РошеР". Вот и сейчас, глаза Оли затуманились романтичной, одной ей известной по кому поволокой, Аня же делала вид, что пыталась что-то разглядеть в уже непроницаемой темноте грязного окна трясущегося вагона.

И родилось такое ощущение, что они были в обычном походе, как всегда - завтра прямо из вагона в горы.

И надорвалось это ощущение только поздно ночью, когда пассажиры уже видели сны, как они выходят на перрон, а проводник - как на пенсию.

Леха проснулся от непонятного странного толчка.

Оказалось, что это Мишка.

Он приложил палец к губам и ладонь к сердцу - типа молчи и там и тут!

Лешка только мигнул - все понял!

Мишка осторожно лег обратно и закрыл глаза. И только рукой скрутил спираль - мол, иди за мной туда, только тихо!

Лешка послушно и уже привычно утонул в астрал и...

И увидел, как по вагону шныряет из купе в купе парочка мелких черных комков. Мишка в астрале ничуть не изменился - такой же белобрысый, невысокого роста, узкоглазый и усатый паренек с пластичными, мягкими движениями - и также осторожно он кивнул в сторону черных. Леха успокаивающе поднял руку.

Когда один из комков приблизился к их купе, надежно закрытые энергетическим "зеркалом", Леха мгновенно кинул на него энергетическую "сеть" и накрыл астральным "термосом". Но второй пискнул и успел таки резко отпрыгнуть и выпасть из несущегося вагона.

- Попался, с-сука! - с удовольствием сказал Мишка.

Шнырь бился и визжал в термосе так, что если бы это все происходило в реальности, то наверняка, весь вагон проснулся бы. Но астрал есть астрал. Души пассажиров летали в своих мирках, никакого отношения не имеющих к темному и душному вагону. Леха втащил "термос" в купе и осторожно постучал по нему.

- Жив, гаденыш? Ты кто такой?

Визг в термосе утих. Оттуда послышалось какое-то шебуршание, а потом тонкий голос пискнул:

- Исак!

- Кто? - И тут Леха заржал, заржал так, что проснулись в астрал и Аня с Олей. - Не, ну вы подумайте, Исак! Исак, твою мать! Бесов-евреев нам еще не хватало!

- Я не еврей, я Исак! - возразил писклявый.

- Какого хрена ты тут делаешь? - спросил Мишка, "постучав" по стенке "термоса".

- Я тут кушаю. Отпустите меня. Я задыхаюсь. - Шнырь, похоже, зачесался внутри импровизированной тюрьмы.

- В смысле кушаешь, тут что, ресторан тебе.

- Не... - вздохнул Исак. - Так, столовка. Ресторан там, где по двое спят и едут...

- СВ, что ли? А почему ресторан?

- Там людям сны вкусные чаще снятся. Да и сами они уже вкусные. Почти готовые. Еще чуть-чуть, и совсем готовы будут.

- Вот паразиты! - не удержалась Аня. - Это ты о людях? Вампиреныш поганый!

- Да что, это люди? - зашевелился снова бес. - Они же там почти как мы, только тела есть. Пока есть.

- Так и шел бы туда жрать. - Резонно предложил Лешка.

- Так не пускают. Там большие кушают, а я еще маленький. Я еще совсем не давно здесь. Ну душно же мне, ой душно, как...- снова захныкал он.

- Погоди, а ты откуда взялся?

- Не помню. - Вдруг твердо сказал Исак. - Я не был, здесь, не был, и вдруг стал здесь быть.

- Как это так, родился что ли?

- Нет, не родился. Не помню. Я был, но не здесь. - И бес вдруг перешел на заговорщицкий шепот. - Нельзя помнить. Вспомнишь - большие накажут. Страшно. Сам едой будешь. А если не помнишь - ходишь, кушаешь. Потом еду надо большим отдавать. Немножко себе можно оставить. А самое вкусное большим. Ну, отпустите меня, пожалуйста...

- Куда его девать-то? - задумалась Оля. - Отпустим - донесет. Тут же черные нарисуются.

- Прибить на фиг и все дела! - пожал плечами Лешка. - Подумаешь, проблема!

- Не надо меня ни к чему прибивать - возмутился Исак. - Я же не доска какая, я чел... Ой... Нельзя помнить, надо быть и кушать.

- Человек? Так ты человек? Или был человеком? - насторожился Лешка.

- Не знаю я! Они узнают, если я узнаю!

Аня вдруг всмотрелась в "термос" и медленно, как будто не своим, очень низким голосом проговорила:

- Пьяный был. Машину вел. Врезался в остановку. Там дети стояли. Второй класс. На экскурсию поехали. Пятерых убил. Сразу. Еще трое в реанимации умерли. Семеро инвалиды. Повесился. Наутро.

- Вот кто ты есть, Исак, или кто ты есть? - задумчиво сказал Мишка. - Ужас-то какой, Господи...

Термос вдруг затрясся, черный забился в нем, истошно завопил, как будто его там начали резать:

-Не я, не я... Занесло... Мокро... Тормоз сломался... Дождь... Не я... Не я-а-а-а!

И вдруг резкая, ватная тишина тяжело повисла в ночи.

Лешка осторожно потряс "термос":

- Пусто. - И удивленно заглянул внутрь. - Точно пусто.

Он перевернул "термос" и оттуда на пол с шипением тягуче стекла небольшая лужица черной жидкости.

- А это что за фигня? - спросил Мишка.

- Остатки. Или останки? - пожал плечами Леха.

Любопытный Мишка потянулся было пальцем к черной лужице, и Аня хотела было его остановить, но жидкость вдруг задымилась и стремительно высохла.

- Интересно, куда он делся? - задумчиво спросила девушка. - Может это он сбежал так?

- А черт его знает! - неожиданно легкомысленно пожала плечами Оля.

А Лешка засмеялся:

- Действительно! Черт и знает! Давайте-ка спать, по настоящему. И Миш, придумай какие-нибудь растяжки, чтоб, если кто сунулся - порвался к чертовой матери.

- Нельзя - покачал головой Мишка. - Народа вокруг много. Я лучше какую-нибудь сигналку придумаю. Чтоб зазвенело и заорало. Впрочем, мне кажется, что никто не сунется.