Андрей Соломатов - НФ: Альманах научной фантастики 35 (1991)

— Сколько раз смотрю на эту парочку, — сказал он Дайре, — никак не надоедает. Ведь правда, красиво?

… - Кр-р-р-р-а-а-а-с-с-с… красиво! — ответил Томеш.

…ликовал. Разговор был напряженнейший, и отвлекаться на посторонние мысли ни в коем случае не следовало. Но он сказал себе все же, я знаю ключ, в каждом под ролью скрыт ребенок, я даже разочарован, до чего люди просты, и этот тоже, и чем больше он пыжится, тем больше он ребенок, ведь он сейчас просто боится меня, мистически боится, как несмышленыш строгого учителя, а ведь я знаю не больше, чем он, вот чудеса. Тут он оборвал себя и подумал, что слишком много времени любит тратить на отвлеченные размышления, когда надо конкретно, однако в этот момент гофмайор Свантхречи вернул его к действительности. Он спросил:

— Вы что, заснули, Мальбейер? Опять в его голосе появился приказ.

— Простите, задумался. Привычка.

Как странно, подумал Свантхречи, как странно он сегодня ведет себя, уж не сошел ли он и впрямь с ума в этом городе сумасшедших?

Мальбейер изрядно удивил гофмайора, если не сказать, напугал. Он обнаружил такое знание тайных ходов и подводных течений, которые управляли действиями командного состава СКАФа, такое умение каким-нибудь глупым поступком переплетать эти течения и ходы в архизапутанные клубки, что ни выгнать его, ни согласиться на дальнейшее пребывание в организации не представлялось возможным.

— Чтобы собрать сведения, которыми вы располагаете, нужно иметь целый штат осведомителей.

— Ну что вы, друг гофмайор, вы подумайте сами, откуда у скромного грандкапитана такие возможности? Просто держу глаза открытыми и люблю подумать, вот и все.

— Недавно вас обсуждали… в связи с одним вопросом…

— Да-да? — Мальбейер изобразил вежливое внимание.

— Говорили там про вас, что вы интриган, что… но я не верил, я считал, что вы только играете роль интригана, ведь вам лично (да и кому угодно) все эти ваши комбинации практически ничего не дают. И вся ваша незаменимость, вся ваша власть — для чего она?

— Как? Для новых комбинаций, конечно, дорогой друг гофмайор. Для чего же еще?

— Не понимаю вас. Вы блефуете, я уверен.

— Потому что вы не знаете, что такое интрига. Вы привыкли думать о ней, как о чем-то низком и недостойном. На самом же деле искусство настоящей интриги утеряно много веков назад. Все заняты, все что-то делают. Никто не томится от безделья. А ведь настоящая, классическая интрига предполагает полную незанятость комбинатора, полную бесцельность действий. Правда, такие условия в те времена выполнялись крайне редко. Лишь тогда ясна цель, когда нет впереди настоящей цели, вы понимаете?

— Продолжайте.

— Я использую только один вид интриги или, говоря мягче, комбинации, — Мальбейер буквально пел. — Комбинация на предельное усложнение ситуации, когда невозможно все учесть, а значит, и не надо. Ошибка исправляется другой ошибкой, с виду бессмысленной, грубой, но это способствует усложнению, а следовательно, есть необходимый шаг. Цепная реакция, взрыв.

— Чушь какая-то, — Свантхречи вытаращил глаза. — Вам действительно лечиться надо, Мальбейер! Но тот не слышал,

— Цель. Какая может быть цель? Непредсказуема цель. Калейдоскоп. Но только стеклышек все больше и больше. Усложнение — вот единственное, что нужно. А представьте, что каждый играет в эту игру!

— Я серьезно, вам надо к врачу.

— Сложность только одна. Ситуации склонны затухать. Они, как живые существа, рождаются и умирают. И бывают бесплодны. Даже, как правило, они бесплодны. Мне кажется, сегодня первый раз события сложились достойным образом. Что будет, что будет, Свантхречи!

— Будет то, что я вас арестую, а облаву остановлю.

— А-а-а-а-а-а, значит, вы поверили мне? Поняли наконец-то, Свантхречи?

— Потрудитесь обращаться в уставном порядке! — загремел Свантхречи, но высокий фальцет Мальбейера перекрыл его рев.

— Мальчишка, щенок, ты ничего уже не сможешь сделать! Через час меня выпустят, а тебя прогонят, только пальцем шевельни против меня!

Свантхречи потерял дар речи и рухнул в кресло. Над ним навис Мальбейер. Он вдруг напрягся, побагровел, закрутил головой и завизжал что было сил:

— Запорю подлеца!

Бедный гофмайор после этих слов ощутил невесомость. Он испугался, причем не какого-нибудь там Мальбейера, нет, ему просто представилось, что вот он, слабый малыш с мягким тельцем, лежит на спине, а кто-то большой, грозный и непонятный собирается сделать с ним что-то ужасное. Детские страхи.

— Кто… кто… — просипел Свантхречи.

— Это я, все я, ваш друг Мальбейер, грандкапитан Мальбейер, друг гофмайор, — Мальбейер стал снова умилен, словно ничего не произошло, уже пятился подобострастно. — Жду ваших распоряжений.

— Идите… идите… — замахал руками Свантхречи.

В дверях Мальбейер остановился,

— Так вы замолвите словечко за Дайру? Теперь-то, надеюсь, нет других кандидатов?

— Что?! — крикнул Свантхречи, но грандкапитан уже захлопнул за собой дверь.

… - Вам ничего не сделают, — сказал скаф. — Вас отпустят, как только закончится поиск. Только зарегистрируют.

И Джеллаган подумал, вот я теперь не гений, а самый простой импат, неопасный даже. Ничего не изменилось и, похоже, все кончилось. И я рад. Рад. Рад!

Перед калиткой стоял непонятно откуда возникший фургон. Джеллаган покорно забрался внутрь, сел на ближайшее к двери сиденье и переплел пальцы рук — так, ему казалось, должны делать пленные импаты. Он был неправ — обычно импатов приковывают. Ему же сделали исключение, потому что он был нулевик и потому что он был Джеллаганом.

— С почином, — сказал скаф водителю фургона и направился к своему «пауку».

— Внимание! Сорок шестой докладывает лидеру поиска. Срочный доклад. Прошу принять вне очереди.

— Лидер на связи. Что у вас, сорок шестой?

— Дайра? Это вы, Дайра?

— Нет, временно замещаю. Это ДиМарко. Что у вас?

— У нас? Схватка с полицией. Они тут…

— Ничего себе! Подождите… Включаю Дайру.

Опустившийся, оборванный, мутный, насквозь пропитанный липкими запахами, Томеш Кинстер будет проживать в это время жизнь за жизнью в бесцельных блужданиях по Сантаресу, жители которого обожают проявлять любопытство на расстоянии, желательно из-за металлизированного окна собственной комнаты. Они давно отказались понять хоть что-нибудь в происходящем, они легко поддаются убеждению и в большинстве своем видят смысл жизни в том, чтобы прожить подольше и повкуснее, И сами же себя за то презирают, хотя и подозревают время от времени, что презрение их кое в чем безосновательно, но все же лучше как-нибудь по-иному, если б вот только не лень.