Сергей Гатаулин - Сапиенс , как вирус

— Разве это плохо? — поспешил вставить Потёмкин.

— Два десятка лет её не интересовало, как он, где он, живёт или нет? А тут… сю-сю-сю. Нелогично и очень подозрительно! — тревожно прошептал Жора и вновь замолчал, прислушиваясь к скрипнувшей двери.

В комнату медленно вошел Бейрут. Смахнул снег с длинных, неухоженных волос.

— Жорка, ты не прав! — с порога заявил он. — Она действительно моя мать! Только вот, с чего она обо мне вспомнила? Жила бы себе спокойно — без меня, как и раньше. Так нет же — приехала!

— Ты где был? — Жорка участливо посмотрел на грустную физиономию друга.

— На вокзале. — Бейрут отвернулся. — Её провожал.

— Перед вагоном она словно в себя пришла, — продолжил он быстро. — Глаза выпучила, губы трясутся. Я уж грешным делом подумал, что она готова расплакаться — не хочет расставаться, но не тут-то было. Присмотрелся — вижу — не поймёт бедная женщина, как здесь оказалась?

— Не выдержал я и заглянул в ее мысли, — хакер сморщился, брезгливо скривил губы.

— Она действительно не знала, как сюда попала, — прошипел он злобно. — И меня бы, она еще лет сто не вспомнила. Вот только…

— Что? — замер Дмитрий.

— Было у нее в голове, что-то чуждое — не… — хакер на мгновенье задумался, — нечеловеческое!

— Я бы сказал, даже, неживое что-то, и очень древнее, — Бейрут перешел на шепот. — И главное абсолютно чужое.

— Димыч, я испугался! — вскричал хакер, сжав кулаки так, что костяшки пальцев громко хрустнули.

Потёмкин, поглядел на окрепшего Бейрута: парень заметно прибавил в весе. Он уже не казался долгоногой цаплей, меряющей пространство комнаты длинными шагами. Крепкие плечи напряглись, сквозь одежду проступил рельефный, мышечный профиль. Исчезла угловатость и резкость в движениях, сменившись неторопливой уверенностью свойственной людям сильным.

— И оно почувствовало мой страх! — воскликнул возмущенный хакер. — Я уверен, что оно расхохоталось бы, будь более человечным.

— Может быть, тебе показалось? — смущенно спросил Дмитрий.

— Думаешь, у меня от нахлынувших к родной мамочке чувств мозги закипели? — раздраженно зашипел Бейрут. — Да я через два дня понял, что ей здесь делать нечего! Её словно мучило что-то. Что-то, что вынудило ее приехать ко мне.

Бейрут остановился посреди комнаты и надолго задумался.

— Подобные ощущения испытываешь, когда долго смотришь на чистое звездное небо, — как всегда перепрыгивая с мысли на мысль, неожиданно продолжил он. — Заглядываешь в бесконечность, и ощущаешь, что она, в свою очередь, разглядывает тебя. В детстве я любливал пялиться на ночное небо. И что странно, тогда взгляд Вселенной казался мне добрым. Я был уверен, что мироздание только и ждет, когда я открою все его тайны.

Дмитрий слушал и кивал головой, вспоминая, что и сам не раз испытывал похожие ощущения.

— Это впоследствии я понял, что мироздание не должно быть добрым. Вселенная не обязана подстраиваться под человека. Она может быть безразличной к нему. И это в лучшем случае. А в худшем…

Бейрут на секунду замолчал.

— Может быть злой и агрессивной… Брр! — хакер втянул голову, задрожал плечами. — Гвоздем по стеклу!

— Как твои программаторы? — поспешил спросить Потёмкин, заранее напрягаясь. Он был уверен, что время, при малейшем упоминании событий недавнего прошлого, в очередной раз взбрыкнёт и помчится вспять.

— Как ты сказал? Программаторы? — заинтересовался хакер, мгновенно забывая о своих страхах.

Дмитрий понял, что он один, хоть что-то воссоздал в своей памяти.

"Остальные вообще ничего не помнят!" — подумал он и тут же решил поделиться своими воспоминаниями с друзьями.

Коротко, однако, не пропуская важных деталей, Потёмкин поведал Бейруту о лаборатории, спрятанной им в расширенном измерении. Рассказал о взрывах миниатюрных галактик-программаторов, о борьбе гуорков с непонятным существом, о вынужденном перемещении во времени.

— Всякий раз, когда мы оказывались в этой комнате, и сталкивались с твоими программаторами, что-то происходило со временем, и нас выбрасывало в прошлое, — продолжал он.

— Последнее перемещение было наиболее глубоким. Если так пойдет и дальше, то скоро нам придется снова учиться шнурки завязывать, — пошутил Дмитрий.

— Чёрт, а я-то думал, что только у меня глюки? — облегченно произнес Бейрут. — Я ведь, тоже, поначалу кое-что помнил, но, решив, что это бред, постарался выбросить лишние воспоминания из головы. Теперь понимаю, что был не прав.

— Друзья мои! — воскликнул Анатолий, не желая оставаться в стороне. — А я ведь тоже кое-что помню!

— И я! — поддакнул Илья.

— Помню взрывающуюся пакость, помню… — Ванькин сморщился. — Инверсию координатной оси! — выдохнул он радостно, удивляясь выскользнувшей, из непослушных уст, фразе.

Возмущенно заверещал телефон, задергался в кармане, пытаясь выбраться из вынужденного плена.

— Это у меня, — шепнул Потемкин, замечая, что Бейрут полез во внутренний карман куртки, но хакер не слушал его и через секунду извлек на свет бунтующую, вопящую трубку.

Одновременно с этим Жора и Анатолий также достали свои требующие внимания аппараты.

— Что-то жуткое было в этой электронной одновременности, и, потому, никто не решался первым включить связь.

Телефоны заливались, исполняя персональные песни, вибрируя каждый на свой лад.

— Да! — голос Ильи, сыграл роль стартового пистолета. Тут же умолкли все звуки: мелодии, шумные вибрации.

— Здравствуйте! — одновременно произнесли все телефонные трубки.

— Я не знал до кого из вас смогу добраться, поэтому позвонил сразу всем, — произнёс Тромб, показавшись на всех экранах.

— Они, что, уже и в сотовую сеть залезли? — прошипел Илья.

— А почему бы и нет? Телефонная, компьютерная — все одно — сеть. Какая разница? — произнес Бейрут.

Он лишь наполовину присутствовал в комнате, нехотя поддерживая разговор. Вторая половина его, все больше погружалась в мир размышлений. Руки привычно заелозили по воображаемой клавиатуре, взгляд, устремленный вдаль, медленно, но верно, исчезал в бесконечности. Напоследок хакер поднял глаза и Потёмкин вздрогнул. Он уже не раз видел этот отсутствующий, нечеловеческий взгляд. Все повторялось.

Светящиеся глаза-экраны, демонстрирующие сложный узор цифр, знаков, образов.

За первым слоем, математического буйства, второй — из тех же цифр и непонятных схем; за ними еще один. Слои перемешиваются, меняют яркость. Невероятный калейдоскоп символов и знаков, мелькает с фантастической скоростью, превращаясь в переливающийся всеми цветами радуги узор.

— Как же их связать? — зашептали губы Бейрута. — Как отобразить большое в малом? Как вложить вечное в краткий миг?