Андрей Чертков - Миры Стругацких: Время учеников, XXI век. Важнейшее из искусств

— Я так и думал, — пробормотал он. — В общем, вы спуститесь и возьмете две вещи — маленькую красную коробочку и средних размеров металлический чемоданчик. Чемоданчик вы передадите Олафу — это всего лишь аккумулятор, но он будет хорошей приманкой для преследователей. А вот коробочку вы возьмете с собой. Спрячьте ее где-нибудь под одеждой. Запомните: красная коробочка размером чуть меньше вашей ладони. Слева вдоль корпуса тонкая оранжевая линия. Это и есть передатчик. Привезите его мне, Петер. От этого зависит не только моя жизнь…

Мозес многозначительно нахмурил брови, и я утвердительно кивнул в ответ.

— Как хорошо, что вы такой понятливый и чуткий человек, инспектор, — пробасил старик.

Ольга улыбнулась еще шире.

Когда я уже стоял на подоконнике, а госпожа Мозес готовилась спустить меня вниз, Мозес отхлебнул из кружки и, торжественно, словно космонавт перед полетом, взмахнув рукой, добавил:

— И не ищите Чемпиона. Не лезьте к этому, как его?.. Бардл… Дюбр… Остерегайтесь, но не ищите.

Пожалуй, пока я находился рядом с Мозесом и молчаливо улыбавшейся Ольгой, я был совершенно уверен, что не оставлю попыток докопаться до истины. Но стоило мне оказаться на снегу возле отеля, как моя решимость поколебалась. Едва я коснулся ногами земли, как на меня налетел Рональд.

— Петер, слава небесам, это вы! — воскликнул он.

— Мы с вами не виделись не более получаса. Неужели за это время вы так по мне соскучились? — через силу пошутил я.

Но Рон был в яростном и, как следствие, говорливом расположении духа.

— Нет, — отмахнулся он. — Просто вы единственный человек, которого я еще не желал бы убить!

— Не знал, что вы такой злодей! — ответил я, стараясь выглядеть как можно более безучастным, чтобы не поощрить оператора к дальнейшему разговору.

Рон быстро шел вдоль здания, и я, поскольку детективный жар все еще бушевал во мне, пошел вместе с ним, так как мою голову посетила заманчивая мысль порасспросить о той истории Кайсу.

Рон фыркнул и зашагал быстрее.

— Послушайте, Петер, дайте мне убежище. Политическое, экономическое, какое хотите… Только я не могу ближайшие час-полтора видеть Кревски. Иначе случится что-то страшное, чертова кукла. И если оно случится — считайте себя его косвенным виновником.

Принимать у себя в гостях взбешенного оператора не входило в мои планы, и я попытался остудить его, мирно проговорив:

— Не принимайте все так близко к сердцу. Недаром говорится, что, если долго и терпеливо сидеть возле реки, рано или поздно по ней проплывет труп твоего врага…

— Я не хочу «или поздно»! — взорвался Рон, яростно взмахнув руками, так что старичок Ольгерт, дремавший на скамейке около входной двери, удивленно приоткрыл блеклые глаза, а Лель у его ног предостерегающе зарычал. — Я хочу рано! — свирепствовал Рон. — Хочу проснуться завтра утром, выйти и увидеть реку, а в этой реке раздувшийся, объеденный карпами труп Кревски! Этот негодяй назвал меня непрофессионалом, Петер! И я хочу реку! Реку, по которой плывет Кревски!..

При мысли о завтрашнем утре внутри у меня все похолодело и сжалось от дурного предчувствия. От этого предчувствия мне страшно захотелось найти Чемпиона и хоть как-то обезопасить себя от него, а еще лучше — переложить хотя бы часть возложенной на меня Мозесом ноши на чьи-нибудь чужие плечи. Я опасливо посмотрел на Рона. Рональд неистовствовал, проклиная фанаберии Меба. Он не был похож на агента Чемпиона, да и самим им быть никак не мог. По моим предположениям, Рону было около тридцати пяти — тридцати шести, и, хотя на висках у него проглядывала седина, он совершенно не походил на человека, перевалившего за сорок. Он был ровесником Симонэ, а следовательно, в то время, когда Чемпион уже руководил мощным преступным сообществом, Рон еще ходил в школу. При одном взгляде на него становилось очевидно, что Рональд Смит-Райли никогда не был юным криминальным гением, зато он был похож на человека, которому можно было передоверить часть неподъемной для меня правды. Более того, он был похож на человека, способного помочь мне со всем этим разобраться.

— Послушайте, дружище, — сказал я, стараясь по-прежнему сохранять тон человека непредвзятого и равнодушного, — а что вы думаете о нашем шутнике?

— Об этом штукаре, который разводит сырость в коридорах, ляпает дурацкие записки и заглядывает в окна к Мозесихе? — переспросил он, несколько ошарашенный такой внезапной сменой темы.

Я кивнул.

— Я думаю, — ответил Рон, — что это все шуточки этого осла Симонэ, чертова кукла…

— Мне тут кое-кто шепнул, — загадочно понизив голос, продолжил я, — что это забавляется совсем не Симонэ, а кое-кто другой. Скажем так… Стало известно, что в съемочной группе, а точнее, среди актеров прячется под чужим именем человек, который двадцать три года назад был участником истории, о которой мы снимаем картину.

— Ну, ясно кто — Кайса. Только она-то как раз единственная, кто ни под чьим именем не прячется. Это остальные, благодаря вашему дураку режиссеру, должны обращаться друг к другу по чужим именам… — И Рон снова разразился бранью в адрес Меба.

— Да нет же, Рон! — прервал я его тираду. — Этот человек, похоже, решил показать нам, как именно здесь все было, вот и копирует выходки из книги, все эти следы, записки… так вот, я думаю, мы могли бы его вычислить и… проучить.

Рональд остановился, задумался и, азартно почесав за ухом, кивнул:

— Отличная идея, Петер. Признаться, этот шутник достает меня даже больше Меба. И что самое обидное, все, просто все поголовно с ума посходили из-за его выходок. Это просто эпидемия розыгрышей какая-то! Симонэ со своей куклой. У дю Барнстокра кто-то тапки украл. Говорили, вы тоже успели пошалить. Вроде даже в душе запирались и Альпинистову куртку там оставили…

— Каюсь. — Я как можно более смиренно прижал руку к сердцу. — Пытался. Куртку и приемник. Но это было еще до того, как мою комнату кверху дном перевернули, а на дверь дурацкие записки начали клеить. Так что считайте меня излечившимся и вернувшимся в мир нормальных людей.

— Договорились, — серьезно произнес Рон. — А теперь выкладывайте, что у вас есть на этого таинственного шутника.

— По правде сказать, не так уж и много, — сознался я. — Он был тогда в отеле, когда там якобы происходили все эти события. И возможно, он играет в фильме роль самого себя.

— Тогда это Мозес! — провозгласил Рон. — Этот старый мухомор, по-моему, тот еще ферт. Он мне сразу не понравился. Противный старикашка. И сколько лет ему, не разберешь. То посмотришь, так лет пятьдесят, а то, так и все восемьдесят…

— Нет, это не Мозес, — поспешил я унять оператора, но он не желал отдавать идею без боя: