Андрей Чертков - Миры Стругацких: Время учеников, XXI век. Важнейшее из искусств

И потому надо доложить о найденном фильме и о своих выводах начальству. Дело полковника Димова — дать расследованию дальнейший ход, коли тут возникают интересы Министерства пропаганды. А может, и Министерства безопасности… В любом случае это не его, Мазура, уровень.

Вот эмоциолист бы, наверное, не доложил. Но эмоциолист никогда не поймет поведение нормального человека. Ему и в голову не придет, что нормальный человек может повести себя совсем не так, как он, эмоциолист…

Однако он, следователь Мазур, — человек абсолютно нормальный. И потому доложит.

— Вы, майор, знаете, что нужно делать, — сказал полковник Димов, выслушав подчиненного. — Управление по борьбе с эмоциолистскими преступлениями гордится вами, но вы в ходе следствия раздобыли информацию, находящуюся вне вашей компетенции.

Гордость со стороны УБЭП его, следователя Мазура, работой была фундаментальной эмоцией. Желание получить наказание за получение неположенных знаний — тоже.

К тому же он и сам совершил преступление, допустив воздействие на себя незаконно произведенного фильма. Пусть допущенное воздействие ничем и не обернулось, но casus belli, если можно так выразиться, случился.

И потому следователь вернулся в родной кабинет, открыл окно и беззаботно шагнул в проем, туда, где пятнадцатью этажами ниже вовсю буйствовали цветом кусты сирени.

Перечислив на счет полковника Димова оговоренную сумму и встретив отпущенного из-под ареста режиссера Ковеля, продюсер Литвин удовлетворенно потер руки.

Хорошо, что следователи в УБЭП — тупари.

Этот тип, подчиненный полковника, наверняка полагал, что раскрыл серьезное преступление. Ему и в голову не могло прийти, что у преступников существует «крыша». Он и понятия-то такого не знает.

Потому что обычник никогда не поймет эмоциолиста. И никогда не сможет предположить, на что эмоциолисты способны.

Вы — как жуки в муравейнике, говорил Наставник в приюте.

Он был прав.

Но не всякому муравью дано поймать жука.

Потому что фундаментальные эмоции у них разные.

«Отдаленный взрыв встряхнул старые стены казармы. Задрожали оконные стекла, куски штукатурки осыпали спящих солдат сухим дождем. Несколько человек подскочили, таращась в багровую, мигающую белыми вспышками выстрелов полутьму за окнами. Остальные продолжали спать как убитые, вымотанные вчерашним марш-броском. Этих разбудил ворвавшийся в казарму капрал Шкодра.

— Взвод, подъем! — заорал он. — Боевая тревога!

Вопль капрала способен пробудить даже мертвых, а уж о полумертвых и речи нет. Не прошло и десяти минут, как весь взвод, одетый и полностью экипированный, с оружием в руках, высыпал на плац, построился в две шеренги и замер в ожидании дальнейших приказаний. Глядя прямо перед собой, рядовые все же косились на исполосованное прожекторами небо и зарево в стороне порта, тревожно прислушиваясь к несмолкаемому автоматному треску, доносившемуся с побережья.

— Взвод, слушай мою команду! — снова возвысил голос Шкодра. — Первая линия, оцепить перешеек! Вторая — прочесать квадрат сто шестьдесят один! Оружие с предохранителей снять, но применять только в крайнем случае! Диверсантов нужно взять живьем. Кто первый заметит их, получит увольнительную! Командир первой линии — ефрейтор Фашти! Вторую линию веду я. Выполнять!

Захрустел гравий под каблуками. Прижимая автоматы с приткнутыми рожками к груди и растопырив локти, как того требует устав, первая линия со всех ног кинулась к воротам, ведущим на широкий перешеек, соединяющий полуостров Собачья Голова, где находились казармы Третьего батальона морских егерей, с побережьем острова Хребатого. Вторая линия во главе с капралом выдвинулась вглубь полуострова.

Рядовому Премету выпало идти слева и чуть позади капрала Шкодры. Придерживая автомат, чтобы не сильно колотил по ребрам, Премет изо всех сил старался не отставать от товарищей и одновременно не свернуть себе шею. Фонарики капрал включать запретил, приходилось ступать наугад. Шагая, словно зомби из синемы, рядовой мучительно пытался припомнить свой сон, так грубо прерванный взрывом. Подробности ускользали, но Премет был уверен, что ему снилась та самая брюнетка…

Видел он ее лишь однажды, на цветной вырезке из довоенного глянцевого журнала, что висела на обшарпанной стене разбомбленного дома в рыбацкой деревне. Светлый, даже сияющий мир. Зеленоватые волны без единого пятнышка нефти накатывают на золотистый незамусоренный песок. Вдоль полосы прибоя, босиком, в легком белом платье, идет темноволосая девушка с босоножками в руках. А за нею встают корпуса высоких зданий, шпилями достигающие небес.

Ефрейтор Фашти, тоже видевший эту картинку, заявил, что, скорее всего, снимок был сделан на одном из курортов Южного архипелага. До войны это было райское местечко, а потом, во время Стодневной блокады, туда вбили такое количество атомной взрывчатки, что, кроме пепла, оплавленных скал и радиоактивной воды в лагуне, ничего уже не осталось. Рядовой готов был убить ефрейтора за излишнюю рассудительность, но их разняли. А брюнетка навсегда поселилась в воображении Премета. И не как роскошная деваха, с которой недурно было бы провести веселую ночку, а как чистая, почти детская мечта. Премет даже имя ей придумал — Рада!..

Хрустнул камешек. Рядовой замер, прислушиваясь. Звук пришел со стороны казарм. Там не должно было остаться никого из своих. Премет хорошо понимал это. Значит, диверсант движется позади облавной цепи! Что ж, умно, но не очень. Стараясь не обнаружить своего присутствия, рядовой опустился на корточки, вглядываясь в белесую полумглу неба. Теперь его призрачное мерцание было Премету на руку.

Хруст повторился. Премет был уверен, что слышит шаги — осторожные шаги человека, натренированного передвигаться бесшумно, но, похоже, обремененного тяжелой ношей. Когда силуэт диверсанта проявился на фосфорическом небесном фоне, рядовой Премет едва не завопил от страха. На миг ему почудилось, что это сам Черный Дьявол, персонаж солдатских баек, рассказываемых первогодкам перед выходом в караул. Будто бы бродит по укрепрайону Черный Дьявол, печальный и неуязвимый, и задает караульным странные вопросы, и, если ответы ему не нравятся, забирает солдатские души в свой заоблачный ад…

Тьфу, пропасть!

Лишь усилием воли рядовой заставил себя остаться на месте. Само собой, крадущийся в ночи — никакой не Дьявол, это диверсант, с ног до головы затянутый в черное. И он не один. На плече у диверсанта лежал человек, то ли уже убитый, то ли просто без сознания: Премет успел заметить, что руки лежащего безвольно болтаются, как у тряпичной куклы. По уставу полагалось заорать со всей мочи: „Руки вверх!" — и дать предупредительный выстрел. Но рядовой уже не первый год служил в морских егерях и соображал, что диверсант может и не поднять руки, а, сбросив свою ношу на землю, в один прыжок достичь туповатого солдафона и свернуть ему без лишнего шума шею.