Сборник - Фантастика, 1985 год

Как новосел, который, ощутив себя полноправным хозяином в новом доме, Атолл устраивался на океанском плоскогорье, зная, что здесь предстоит провести всю свою жизнь.

Он принял решение основную массу полипов сконцентрировать у себя в средней части, а вокруг нее надстроить уступы, через которые не прорвутся никакие айсберги. В лагуне Атолл на некоторое время замедлил темп роста, дождался, когда над центральной частью стало шестьдесят метров воды, все прибывающей от таяния льдов, и определил себе эту глубину как оптимальную: она обеспечивала и безопасность, и гарантировала обилие пищи в лагуне. Атолл был мозгом-организмом, и потому ему достаточно быстро, всего за пару тысячелетий, удалось оптимизировать самого себя.

Он отрегулировал продолжительность жизни полипов, увеличив ее в лагунной части и сократив на внешней стороне рифов, там, где постоянно приходилось восстанавливать подтачиваемые течением стены.

Он дифференцировал функции различных своих участков, сосредоточив мыслительные процессы в центре, а на периферию вынеся обязанности в основном рецептивные и силовые.

Он окружил себя идеальным, самостоятельно отлаженным микромиром и установил с ним гармоничные отношения. Можно было теперь бесконечно и бесконечно, пока существует океан, совершенствоваться, но…

Атолл вдруг почувствовал одиночество.

И с этого началась Зрелость.

Атолл предполагал, что в океане возможны и другие мыслящие коралловые образования, помимо его, он мечтал о них, он даже бредил ими, рисуя в воображении прекрасные, уютные лагуны, где в таком же одиночестве растут и мыслят его братья. Но проверить, существуют они на самом деле или нет, никак не удавалось.

Будь океан помельче, он мог бы засеять дно полипами и проложить к соседям живую коралловую дорогу, но его плоскогорье окружали тысячные глубины. Он пробовал делать упряжки, прикрепляя к рыбам полиповые блоки, достаточно крупные для сбора и хранения информации, но ни один из таких “разведчиков” обратно не вернулся.

Атолл проанализировал неудачу и пришел к выводу, что от рыб не будет толку, пока они не обретут хотя бы минимальный интеллект. И этот интеллект дать им сумеет только он сам.

Он разработал технику генной инженерии; начался процесс выведения требуемой породы рыбы. На это могли уйти тысячелетия, и результат невозможно было гарантировать, но Атолл работал.

И в тайне от себя, мечтательно, как подросток, надеялся, что, прежде чем он отправит своих посланцев на поиски братьев по разуму, братья сами найдут его. Вовсе не обязательно, чтобы они тоже оказались кораллами. Вполне возможно, они будут похожи на те странные существа, что летают над поверхностью моря. Или на сухопутные создания с материков - мертвые тела в шторм иногда заносит к нему на рифы. А может быть, явится искусственно созданный посредник, что-нибудь наподобие его сверхрыбы. Неважно, какая у него форма и вид. Главное и обязательное: это будет живое существо, одаренное способностью мыслить, и оно придет к нему как друг.

Когда огромный металлический краб опустился четырьмя лапами прямо ему в середину, Атолл вздрогнул от боли. Но боль была ничто по сравнению с томительно-сладостным предчувствием: свершилось! Толстый панцирь краба не давал понять, есть ли внутри жизнь, но, когда из его брюха вышли существа с четырьмя конечностями, Атолл решил сразу и непоколебимо: это они.

Атолл предполагал, что понять друг друга им будет нenpoсто, но, раз они пришли, они рассчитывают найти с ним общий язык. А он им в этом поможет. Стараясь не причинить пришельцам вреда, он время от времени демонстрировал себя, “проявлял”, но, поскольку он понятия не имел, как это лучше делать, ему казалось, что попытки его весьма неуклюжи. Но пришельцы, судя по всему, испытывали то же самое: в их передвижениях, довольно ощутимых, кстати, для его тела, Атолл пока не видел системы или определенной цели. Но информация постепенно накапливалась, и он надеялся ее в конце концов расшифровать.

Наметились определенные сдвиги: Атолл начал улавливать биополя пришельцев, и стал различи цвет их эмоций. Найдя нужный диапазон, Атолл теперь продолжал вслушиваться в пришельцев, даже когда те забирались в своего краба. Как ему хотелось понять их, узнать, что знают они, и поделиться тем, что есть у него! Но все это будет, обязательно будет, раз встреча произошла…

Когда Стае понял, что Чекарс включил тягу и остановил пропеллеры, он затаил дыхание, готовясь к резкому падению: пока двигатель не заработает, не поддерживаемый больше винтами дисколет упадет на несколько метров, “провалится”…

Но падения не было…

Чужой, но не чуждый Разум кораллов напряг невидимые мышцы и, словно арбузную косточку, выщелкнул дисколет на поверхность.

Включился двигатель, гул реактивных струй слился с шипеньем испаряющейся воды. Дисколет взмыл вверх, превратился в капельку раскаленной стали и исчез, растаял в неземном небе, уходя к грузовой станции на орбите.

А внизу, на планете со звучным названием Кайобланко, в маленькой подводной колонии кораллов, недоуменно вспыхивали цветные огоньки, и, пытаясь разобраться в происшедшем, Атолл снова и снова просвечивал события последних дней. Он понимал, что пришельцы еще вернутся.

Примерно год тому назад мне пришлось по делам редакции ненадолго выехать в один из районных центров Приуралья.

Остановился я у старого знакомого одного из наших сотрудников. Обычное дело: небольшая посылка из столицы в обмен на недолгое, но искреннее провинциальное гостеприимство.

Хозяин Moii, Леонид Дмитриевич Калашников, оказался бывшим школьным учителем истории. Быстро преодолев первую неловкость и покончив с разговорами типа “а у вас - а у нас”, мы перешли на более близкие сердцу темы. К моему удивлению, Леонид Дмитриевич оказался заядлым любителем фантастики. Меня это искренне обрадовало, потому что я сам с детства страдаю тем же недугом.

Беседуя о фантастической литературе, мы вспомнили двадцатые годы: Берроуза, Айхакера, Пьера Бенуа, “Аэлиту” Толстого. “Аэлита” с детства была моим любимым романом, и по этому я тут же высказал Калашникову свое глубокое убеждение в том, что, по-моему, и сейчас мало кто сможет создать подобный шедевр, нарисовать такой неправдоподобный, но заставляющий верить в свою реальность мир. И даже рассказы Аэлиты о расцвете и гибели Атлантиды, позаимствованные Толстым у оккультистов типа Блаватской, Скотт-Элиота и других, в которых мало что осталось от истинной истории человечества, звучат в романе так убедительно, как, может быть, не прозвучали бы догадки настоящих ученых.