Джеймс Ганн - Слушающие

- Угостим судьбу, как пристало ее королевскому величеству, - сказал Макдональд, заказывая после ужина вино, - а не как стучащего в дверь нищего в лохмотьях.

- Порой, - ответила Мэри, - судьбу трудно узнать, и еще труднее понять, чего она хочет.

- Судьбе угодно, чтобы все искали то, чего хочет сердце, - сообщил Макдональд.

- Но не обязательно нашли это, - добавила Мэри.

Мэри была искательницей. Она ехала изучать ксенопсихологию в университете Нью-Йорка, и когда Макдональд завел разговор о планах на будущее, горячка научного поиска покрыла румянцем ее лицо. Макдональду понравился ее запал.

- А что ты будешь делать в Майами? - спросила она наконец.

- Хочу сесть на корабль до Пуэрто-Рико, - ответил он.

- А там?

- Не знаю, - ответил он. - Наверное, похоронить призраки прошлого.

Позднее он с горьким разочарованием смотрел, как Мэри раскладывает на полу свой спальник.

- Но... - сказал он. - Я думал...

- Судьба ходит разными дорогами, - ответила девушка.

- Мы же оба взрослые, - запротестовал он.

- Да, - согласилась она, - и если бы то была просто случайная встреча, мы, вероятно, натешились бы ею и быстро забыли обо всем. Ты красивый мужчина, Роберт Макдональд, но кроме того, на тебе какое-то темное, беспокоящее пятно, которое ты должен убрать. К тому же у нас есть время, много времени.

Я мог бы завоевать ее, подумал он. Мог бы рассказать ей о своем прошлом и завоевать ее сочувствие, а потом и ее саму. Однако он не мог разговаривать на эту тему.

Утром он предложил вернуться с нею в Нью-Йорк, но девушка покачала головой.

- Езжай в свою сторону, - сказала она. - Отправляйся на Пуэрто-Рико и похорони своих призраков. А потом... если судьба снова приведет тебя в Нью-Йорк...

Они разъехались в разные стороны, увеличивая расстояние между собой, и Макдональд мыслями обратился к Пуэрто-Рико и прошлому.

- Бобби, - сказал отец, - ты можешь стать, кем захочешь, дойти, куда хочешь дойти, сделать все, что хочешь сделать... если только не будешь спешить. Ты можешь даже отправиться на другую планету, если хочешь и не торопишься туда попасть.

- Папа, - ответил он, - я хочу быть таким, как ты.

- Это единственное, чем ты не можешь быть, - сказал отец, - как бы долго ни ждал. Понимаешь, все люди разные. Никто не может быть таким, как другой человек. Да никто и не хотел бы стать таким, как я. Я не кто иной, как швейцар, слуга, привратник. Будь самим собой, Бобби. Будь собой.

- Ты будешь таким, как твой отец, Бобби, если захочешь, сказала мать. Она была прекраснейшей женщиной на свете и, когда смотрела на него своими огромными черными глазами, ему казалось, что сердце его сейчас разорвется. - Он великий человек. Никогда не забывай этого, сынок.

- "Это безмозглый дурень с проблесками ума"*, - процитировал отец. - Твоя мать не совсем объективна.

Они с любовью посмотрели друг на друга, мать протянула руку, и отец взял ее ладонь.

Бобби почувствовал, как огромная ладонь сжимает ему грудь, с плачем подбежал к матери и бросился ей в объятия, не зная, почему плачет..."

Плавание по Карибскому морю на запад - это путешествие через бескрайние просторы воды и неба, и только слабый шорох корпусов, рассекающих спокойные воды да редкий плеск волны напоминали, что они плывут по океану, а не по самому небосклону - и то и другое ничем друг от друга не отличалось. Макдональд обновлял свое прежнее знакомство с морем, с которым когда-то распрощался, думая, что никогда больше не захочет его видеть.

Они плыли с трюмом, полным компьютерных блоков и программных модулей, проходившие часы обозначало своим

* М. Сервантес. "Дон Кихот".

медленным движением по небу лишь солнце, и только раз предвечерний шквал нарушил гладкую, как зеркало, поверхность вод. Сначала они бежали от его фронта, а потом ушли в сторону, ведомые компьютером. Они ели и пили, если испытывали голод и жажду, и Макдональд ближе узнал Джонсона, профессора университета. Вконец измученный днями, капающими, как вода из протекающего крана, он скрылся в бесконечности и покое океана. И не жалел об этом.

У Макдональда было теперь время и желание обдумать монотонность своей долгой поездки на юг, прерванной лишь краткой интерлюдией в Саванне... А может, и это было продолжением той же монотонности? Страна была спокойна, мир тоже. Как океан. Все ждало... но чего?

Даже похожий на Нью-Йорк Майами больше напоминал деревню, чем город. Люди занимались своими обычными делами с неторопливой грацией. Не то чтобы они не могли шевелиться быстрее, если бы это требовалось: машины скорой помощи время от времени проносились по вызовам, почтовые экспресс-фургоны мчались по автострадам, да и люди порой торопились по каким-то особым делам. Однако в основном люди передвигались пешком, на велосипедах или электрических автобусах, которые не могли ехать быстрее двадцати пяти миль в час.

Они ждали. Чего?

- Чего ты ждешь? - спросил он Джонсона, когда долгим вечером они сидели, глядя на закат солнца. Соленые брызги раз за разом накрывали их, бутылки пива холодили ладони, а компьютер держал курс.

- Я? - лениво переспросил Джонсон. - Ничего. У меня есть то, чего я хочу.

Море с шипением проносилось под корпусами.

- Нет, - не сдавался Макдональд, - дело не в том, чего ты хочешь, а в том, чего ты ждешь. Весь мир ждет. Время замедлилось, мы ждем.

- Ах это! - сказал Джонсон. - Конечно, второго Послания. Ты же знаешь, что мы получили Послание от существ, живущих на планете, вращающейся вокруг одного из пары красных гигантов, - Капеллы. И послали им ответ, а теперь ждем, что скажут они.

- Это не может быть причиной, - сказал Макдональд.

- А вот и может, - ответил Джонсон и хлебнул из бутылки. - Мы не можем спешить, потому что нужно девяносто лет, чтобы наш ответ дошел до Капеллы, а их - до нас. Около тридцати лет уже минуло, так что осталось ждать еще шестьдесят. И мы не можем этого ускорить.

- А какая тебе разница? - спросил Макдональд. - Прежде чем ответ дойдет до нас, ты будешь в могиле или слишком стар, чтобы чем-то интересоваться. Да и я тоже.

- А что мне еще остается? - сказал Джонсон. - Я жду... и делаю пока то, что хочу. Торопиться некуда.

- А что может быть в этом Послании, чего стоило бы тау долго ждать? - спросил Макдональд. - Какое это будет иметь значение для тебя, для меня, для кого-то другого?

В густеющих сумерках Джонсон пожал плечами.

- Кто знает?

Это было эхо прошлого.

Спустя две ночи и день тримаран подошел к пристани Аресибо, и к тому времени Макдональд свыкся с неторопливым биением сердца океана, с ритмом вдоха и выдоха, который управлял жизнью существ, живущих в его глубинах и на поверхности.

Аресибо оказалось тише и спокойнее, чем он его запомнил, тише даже, чем являлось в снах. Взяв напрокат велосипед, Макдональд через несколько минут оставил город позади. Перед ним лежала автострада, похожая на белую ленту, завязанную на пучке зеленых холмов, а он ехал сквозь сельский пейзаж, вдыхая запахи буйной тропической растительности, смешанные с соленым запахом близкого моря, и вспоминал, как медленно текло время, когда он был маленьким мальчиком. Он чувствовал себя так, словно возвращался домой. "Я возвращаюсь домой, подумал он и мысленно поправил себя: - нет, я живу в Нью-Йорке, где ритм жизни определяют бетон, здания и грохот поездов метро в мрачных туннелях. Мой дом там, а в этом месте я просто вырос.