Олег Никитин - Одноклеточный

Я же поспешил забраться в ангар и трудолюбиво занялся робококами. Если кто придёт меня проведать и выспросить про инцидент, сошлюсь на занятость.

К острову приближался снежный тайфун, и посетителей было не особенно много, несмотря на выходной. Многих зверей, пока меня не было, успели перевести в зимний павильон. В халупе Генки включили отопление. Я его посетил в свободную минуту и «полюбовался» на безутешное семейство. Мутант мрачно сидел на пластиковом пеньке спиной к ограждению, а шимпанзе торчала в домике и наружу не показывалась.

Перед обедом я не вытерпел и позвонил Урсуле.

— Ты знаешь, сегодня мне прислали только один овощ! — обрадовала она меня. — И сердитое письмо в придачу. Дескать, по пятьдесят граммов заказывать — своему же здоровью вредить. Предлагают расширить ассортимент! Выброшу я этот холодильник, видит Будда.

Она как будто уходила от чего-то серьёзного, болтала о пустяках.

— Ты узнала адрес этой женщины, как её… Торико, кажется?

— Ой, забыла. Сейчас схожу. — Она словно хотела сказать что-то ещё. — Приходи сегодня в час в кафе, поговорим.

Понятно, я поторопился и пришёл раньше времени. Уселся возле внешней стены, откуда площадь перед входом хорошо видна. Я специально такое место выбрал. А то странные взгляды коллег, которые меня везде встречали, уже стали доставать. Боятся они меня, что ли, или совсем за дауна держат?

Из окна было видно хилое скопление каких-то бродяг и стариков. Их привлёк предвыборный катафалк, на нём стояла бочка с бесплатным супом. Разливала его длинноногая девица в меховом плаще. Вторая в это время активно улыбалась с платформы и махала руками, словно встречала бойфренда в аэропорту. Счастливые обладатели похлёбки далеко не отходили, они сидели на корточках, выуживали из пластиковых тарелок твёрдые кусочки пищи и слушали агитатора. От тарелок поднимался пар. Рядом с катафалком торчал электронный стенд, который показывал живые картинки из примечательной жизни кандидата. Как он разговаривает с бедными, подаёт милостыню, работает на стройке, заседает с партийцами и так далее.

Зычный голос агитатора в тёмном костюме и спортивной шапке, искажённый рупором, был слышен даже сквозь стекло.

— Давно пора ограничить бесконтрольный импорт риса! Даёшь поддержку отечественному производителю! Наша партия требует установить потолок цен на продукты питания первой необходимости. Скажем «нет» женскому неравноправию! Да здравствует демократическая самоорганизация молодёжи! Революция уже назрела! Долой альянс нихонского империализма и…

Тут девица толкнула агитатора под руку, и тот захлебнулся. А зря, народ только начал интересоваться программой.

— Что, собираешься голосовать на выборах? — услышал я голос Урсулы.

Она села рядом и принялась ковырять палочками сладкую редьку дайкон, порезанную на ломтики. На другой тарелке у неё лежала пара окономияки. Они были густо политы соусом. Я тоже люблю эти толстые лепёшки с мясом, они так смачно фырчат на сковороде, когда жарятся. Только Урсула, наверное, взяла овощные.

— Я уже проголосовал, правда, не помню, за какую партию.

— Смешно. Узнала я адрес этой девчонки, — сказала Урсула. — Держи.

Она достала из кармашка платья простую бумажку с написанными на ней от руки буквами и цифрами. Я глянул на нее и вспомнил, что эта улица находится где-то на восточной окраине города, в старом районе.

— Спасибо.

— Только не говори ей, что хочешь Давида разоблачить, а то она тебе не выдаст, где он, — заговорщицки прошептала девушка. — Похитрее подкатись. Ты же не полиция, чтобы в лоб наскакивать.

— Это понятно.

— Ладно, Егор, слушай внимательно. Повторила я прежний анализ сэйки и вот что узнала. Точнее, этот анализ подтвердил мои первоначальные подозрения… Не знаю даже, как тебе и сказать. Ты мне не поверишь.

— Ну говори уже! — воскликнул я. — Мне что, остался месяц жизни?

Она в смущении огляделась, но в кафе громко играла национальная нихонская музыка, и на нас никто не смотрел.

— Егор, Генки — твой родной брат.

— Что? — остолбенел я. — Как… Это невозможно!

— Возможно. Я проглядела старые файлы и узнала, что он появился в зоопарке примерно восемнадцать лет назад, будучи грудным младенцем. Это совпадает с твоим возрастом, верно? Пойми, его ДНК практически идентична твоей, я не обнаружила никаких отличий. Между вами больше общего, чем между однояйцевыми близнецами. Генки — твой клон, Егор.

— Не может быть!

Все мои прежние заботы выветрились из головы, будто их выдул циклон. «Вот почему мать так переживала о малыше! — осенило меня. — Она знала, что мы с этим мутантом братья». Звучало это как мрачная сказка.

— В те годы широко практиковали подпольные генетические фирмы, — продолжала девушка. — Твои родители могли стать жертвой неквалифицированного оплодотворения яйцеклетки или чего-то подобного. Думаю, когда вы с Генки родились, она оставила твоего брата в клинике, а оттуда его передали в зоопарк для мутантов. То есть к нам.

Она что-то ещё толковала, а я тупо таращился перед собой и не мог ничего вымолвить.

— Эй, — потрясла меня за рукав девушка. — Ты как, Егор? Не переживай так, это нормальное явление. Таких мутантов по всей стране — сотни, не ты первый и не последний. Хотя опыты на человеческих эмбрионах уже давно под жёстким контролем.

Только в ангаре с робококами я малость очухался и стал соображать. Повертел в руках экран смарта и позвонил предкам. Лицо матери возникло озабоченным, а когда она меня увидела, вообще испугалась. За ней на стене мелькали всполохи от работающего голика, слышался зазывный рекламный голос.

— Что стряслось, Егор-кун?

— Я с Урсулой разговаривал, — помолчав, сказал я. — Она мне анализ для ген-терапии делала…

— И что? Ты болен?

— Хуже. Она сказала, что Генки — мой клон.

Мать прямо-таки спала с лица. Мне показалось, что она постарела сразу лет на пятьдесят, настолько безжизненным стал её вид.

— Я знала, что ты когда-нибудь узнаешь об этом, — проговорила она через силу. — Особенно когда ты в этот зоопарк устроился. Прости, Егор, так получилось.

— Что получилось? Сам собой он, что ли, клонировался?

— Понимаешь, тогда было модно заниматься генетическим моделированием потомства, а легальные услуги стоили очень дорого. Они и сейчас не дешёвые. Мы хотели, чтобы у нас появилось два ребёнка, причём разных и по характеру, и внешне. Поэтому согласились на разделение эмбриона. Но врач что-то напортил…

— Зачем? — простонал я. — Почему было не завести второго через год?

— Я бесплодна, Егор, — запнувшись, сказала мать. Я тут же заткнулся и прекратил свои стоны. — Чтобы родить, я была вынуждена внедрить в яйцеклетку дополнительные гены от здоровой женщины-донора, а это очень недёшево. Ваша с Генки ДНК несёт в себе гены троих людей. Теперь ты понимаешь? Чтобы родить второй раз, мне пришлось бы заплатить ещё столько же. Хирург предложил разделить эмбрионы… Не забывай, что тогда нам было уже по шестьдесят лет. И мы с твоим отцом приняли решение. — Она пришла в себя и смотрела на меня даже с неким вызовом. — Ты не вправе судить нас, Егор-кун. Мы дали тебе всё, что имели, всю любовь тебе одному. И в первую очередь жизнь.