Николай Полунин - Роско планета Анджела

Остальные вошедшие затоптались, кое-кто, взглянув на Тита, осклабился. Эгнус хихикнул из-под капюшона. А у Тита на груди самострел. Хотя и охотничий, но все же.

Анджелка поднялась.

— Я пойду.

— Никуда ты не пойдешь, Анджи. Тебе нельзя. Я запрещаю!

— Не беспокойся, бабушка. Все так, как я сказала. Им будет не до меня. — Сказала: — Меня зовет отец?

— И Управник тоже, — буркнул Тит.

— Тебя не он один хочет видеть, — добавили у него из-за спины. — Всем охота потолковать с колдуновой подружкой.

— Велено, — пискнул Эгнус и спрятался.

— Анджи, Солнечная моя! Ты слышишь? Слышишь?

— Не бойся, бабушка, — твердо сказала Анджелка, беря из ее рук накидку. — Ничего дурного не случится.

Все, что могло, уже случилось, — повторила она. — Но ты права, бабушка Ки-Ту, смертей еще будет много.

Выходя, она остановилась на пороге, обернулась. Кто-то захотел подтолкнуть ее, но Анджелка одарила таким взглядом, что намерения нахала тут же испарились.

— Ты говорила, бабушка, ну вот, что бывает дано… редким людям. Ведь тебе — тоже, бабушка Ки-Ту, верно?

Ки-Ту вытерла заслезившиеся глаза. Ах, какая у нее Солнечная! Держится с таким холодом и достоинством, ни один и приблизиться не смеет. Повзрослела. Да, совсем повзрослела Анджелка за эти дни. Точно так.

— Совсем мало, Анджи. Гораздо меньше, чем Солнечной.

Анджелка лишь кивнула гордой головкой в золотом ореоле волос. И ушла, не сказав более ни слова. Все ушли. Последним Тит бросил через плечо:

— Можешь остаться, если хочешь, старая. И впрямь, мало ли что там случится вдруг.

И еще многое, кроме того, о чем предупреждала бабушка, Анджелке довелось услышать.

Народу набилось густо. Уже при выходе со Швейной, где жила бабушка, провожатым Анджелки приходилось прокладывать дорогу, распихивая людей. Вслед огрызались. Ветер немного стих. Все смотрели на середину, на Громкий камень, с которого всегда на площади кричали. Пахло отрыжкой от браги.

— Нет, как хотите, а с ночнымм дозорами Большой Карт перегнул. Что это? Кому это надо? Я теперь — что, до соседа ночью дойти не имею права?

— До соседа? Точно? Не до соседки?

— Да погодите вы, дело-то нешуточное. Видали, в каком виде нынче ночью башмачникова мальчонку принесли? То-то. А я видел.

— А чего? Чего?

— Вот сходи да посмотри, будет тебе — чего…

— Вам хорошо, а у меня баба к сестре ушла, в Дальние. Как вот ей теперь?

— Да, в степь теперь не сунься.

— Охотники же ходят.

— Чокнутые или баламуты, вроде Силача. Тому все едино, лишь бы наперекор. Он и сегодня баламутить станет, вот посмотришь.

— А что случилось-то, что случилось?

— Управник нас Меринде продал, вот что. Не се годня-завтра придут оттуда три обоза. Или все шесть. Загрузятся из городских амбаров под Горой — и к себе. Меринда-то в эту зиму голодует. Ты меня слушай, я знаю, у меня там кум.

— Ох, да это как же? Да я ж не позволю!

— Спросят тебя. Сам и грузить будешь. У Управника теперь сила. Он, значит, колдуна-то того — помнишь? — отпустил, и за это ему такая сила в подчиненье дана, что кто его против — сразу огнем сгорает. Сына своего не пожалел…

— Ты, понимаешь, снег не вороши, понимаешь!

Я с Картом на одной стене, понимаешь! Против Меринды отражал плечом, понимаешь, к плечу! Тебя, вонючки подхвостной, там не было!..

— А что сам-то Управник говорит, когда это кончится, с дозорами по ночам? Будто опять, не приведи, ждем напасти какой.

— Вы бы работу не языкам, ушам давали, то-то бы услышали, что Управник говорит. Он вон — кричит-надрывается.

— Эй, ты, куда прешь с самострелом? Не пихайся, а то у меня тоже имеется!

— Ох, времена дурные…

Анджелка не успевала поворачиваться на каждые слова. Как будто настоящими остриями кололо от них. Тит с самострелом впереди и идущие по бокам выводили ее к центру. К кольцу, плотно окружившему Громкий камень. Если бы не провожатые, одной ей ни за что не пробиться. Но эти разговоры, разговоры вокруг!

— …давно пора. Хватит, науправлялся. Что ни год — все хуже и хуже, а сам живет — брюхо лопается.

— Я вам скажу. Я вам скажу прямо, я крутить не люблю…

— В мастерской Коббинна знаете, что вчера-то случилось? Крюк оборвался, на каком они горячую заготовку из горна вытягивают. А под крюком-то сам Коббинн и стоял!

— Ну?

— А то, что висел-висел крюк, ничего ему не делалось, а вчера взял да и свалился. И прямо Коббинну в темя.

— Ну? У Коббинна в кузне скоро типи гнездо совьют, он туда незнамо с каких пор не заходил.

— И я о том! Не заходил — не заходил, а вот зашел, крюком-то его и того. Проломило, говорю, темечко-то.

— Ну и что…

— На Второй Подгорной, слышь, девки, снова Две Тени видели. Шли Две Тени от самого края, где Под горная к дороге на кладбище выходит. Длинные, качаются и стонут, стонут.

— Жуть!

— Мне мой Артик сказал, они в дозоре были, под самое утро видели… Да, и Две Тени, когда идут, они не как люди идут, а проплывают как бы невысоко, дороги не касаясь. А потом совсем раздирающе так застонали и сгинули.

— Ужас!..

— Мне и говорить нечего, а Управник Карт — справедливый, хороший мужик! И Управник хороший…

— В Дни Гроз трижды дожди проливенные шли, весеннюю Ярмарку из-за них передвигать пришлось, помнишь? Так, это будет раз. Два — летом, когда положено, хоть капля упала? Тучи по крышам ходили. А три — почему посередь зимы вдруг солнце выглянуло? Подумать! Солнце! В самые Дни Буранов! Да где это видано, когда было? Неспроста, неспроста…

— Девчонка его, которая с тем чужим хороводилась… И ведь надо же, все тишком-тишком, мимо да мимо, чтоб с ребятами подойти поиграть, так ни-ни, а чем мы управниковых хуже? А тут стервец мой старший и заявляет, мол, пойдет в степь, возьмет для нее чапана. Уши я ему оборвала. И глядит зверенышем, а все про свое — посватаюсь и посватаюсь, как возраст выйдет, представляешь?

— Я только издали замечу, что она на нашу улицу свернула, шаг-то у ней приметный, так своих балбесов от ворот подзатыльниками в дом загоняю, а то же вылупятся, смотреть стыдно! Раньше хоть задразнивали ее, убегала, калека проклятая. И чего в ней особенного?

— А мне каково? Я же с ними, считай, через двор. Сиэна, бывало, иной раз зайдет… А нынче — как отрезала. Зажились сытым домом, забогатели, носы воротят.

— Малых я своих тоже от греха убираю. От желтой этой. Мало ли, научит чему, да и поглядит просто косо. Масти-то, масти-то она какой, не бывает такой масти! Ни в мать, ни в отца… Ой, да не хихикай, не смейся, тут без плохого глаза не обошлось…

— Да вон, вон она стоит.

Вышло так, что Анджелка очутилась не совсем рядом с камнем, на плоской стесанной верхушке которого стоял Управник Большой Карт и несколько с ним. Или толпа так вынесла, или Тит нарочно направлял ее. Здесь было плотнее всего. Понятно, Первая Подгорная, которая выходит на площадь как раз к этому месту, — самая длинная и широкая улица Города. Больше всего народу на ней, и все стеклись сюда. Но, с другой стороны, и до Охотничьей окраины кривым переулком, который и не назывался никак, отсюда ближе.