Софья Непейвода - Наследники предтеч. Выживание

— Вот оно, махровое ханжество, — не преминул заметить зеленокожий. — Нет, чтобы, как я, честно признаться, что ради своих целей готова травить и животных, и людей! Так ведь предпочитает на словах выглядеть противницей жестких методов, а сама действует ничуть не гуманнее.

Он сам закончил соединять Лизин скелет, а еще выторговал у соседей, которым достались куски с того же крупного животного, что и нам, их долю оленьих костей и, очистив и обработав, сделал еще одно наглядное пособие. А, учитывая, что Росс проделал то же самое с представителями всех трех подопытных видов, наш плот стал походить на анатомический кабинет.

— Олений — красивый, собирать легко, да и когда теперь найдем целый костяк такого размера. А насчет мелочи: ну не могу же я вслепую работать! А так всегда можно посмотреть, проконсультироваться, — поделился как-то с нами зеленокожий.

Собранная Россом коллекция не оставила меня безучастной. Магическое притяжение костей заставляло ходить вокруг них, пытаясь предположить происхождение и функцию каждой части скелета. Вскоре даже Лизины останки потеряли значение как источник воспоминаний. Я так увлеклась изучением останков, что заслужила ехидный комментарий Светы:

— Ты так к ним прижимаешься, как будто примеряешь новый костюм.

Вместо ответа я встала рядом с «Лизой», прижав локти к телу, растопырила пальцы и накрыла ими свою грудь.

— Похоже?

— В смысле, ты из конечностей лифчик сделать собираешься? — поразилась женщина. — Я же в шутку говорила!

— Ну тебя, — обиделась я и позвала Надю, Росса и Веронику. Если уж кто и сможет понять мою мысль, так это люди, которые ближе к биологии. Встав в ту же позу, повторила вопрос.

— Да если честно, не очень, — покачала головой агроном.

Почесав голову, я решила пойти другим путем и уже скоро мне удалось объяснить им теорию, согласно которой грудная клетка некоторых животных, в том числе и Homo oculeus, защищена не ребрами, то есть выростами позвонков, а видоизмененной третьей парой конечностей. Этим легко объяснить и долгое время вызывающее недоумение наличие нескольких суставов в каждом «ребре». Подумав, народ согласился с моим предположением, и с тех пор во время еды на нашем плоту часто звучало:

— Передай еще пару пальчиков, — что неизменно вызывало улыбки.

Хирургу легко удалось смоделировать гибель Кесаря: для этого оказалось всего-то достаточно повредить кишечную трубку, после чего никакие промывания не спасали подопытное животное, и если оно не погибало от болевого шока (а это, к моему удивлению, произошло всего однажды), то уже через несколько часов прооперированный вел себя бодро, хотя, разумеется, болезненно реагировал на прикосновения в области раны, примерно через сутки начиналась лихорадка, которая длилась несколько дней, пяти-десяти часовое улучшение, и вскоре снова лихорадка, неизменно оканчивающаяся смертью. Ни отвары растений, которыми промывали полости, ни мои волосы, иногда использованные Россом для шва, не помогали избежать трагического конца, хотя частое смачивание отваром одной травки отсрочило гибель почти на неделю.

— Может, помог красный мох? — предположила Надя.

— Сам об этом думал, — кивнул зеленокожий. — Жаль, что он здесь не растет. А если причина все-таки не в нем… — и хирург посмотрел в сторону плота махаонов так, словно прямо сейчас собирался отправиться туда и устроить показательное вскрытие.

Все-таки насколько сложнее продвигать медицину, биологию, да и любую другую науку или отрасль народного хозяйства, не имея под рукой накопленной веками базы. Например, попади Землянин в прошлое, он находился бы в этом смысле в куда лучшем положении. Многие вспомнят, как выглядит тот же зверобой или вездесущий подорожник. А мы не знаем ни физиологии наших новых тел, ни лекарственных трав, ни еще многого, что на Земле казалось простым и естественным.

Хотя я и не сильно следила за успехами другого, технического отдела, но новое занятие Маркуса с Севой было невозможно проигнорировать, поскольку по размаху оно ничуть не уступало Россовскому. Если зеленокожий пытался превратить плот в анатомический музей, то технари делали из него мастерскую по производству игрушек. Они повсюду разложили обрезки веток, толстых стеблей водных растений и прочего строительного материала, шумно устраивая его проверку на твердость, упругость, прочность и разрыв. Кроме того, они постоянно конструировали и собирали разные модели строений: дом на сваях, избушку, плавучее жилье, несколько сараев и шалашей разной конструкции и даже подвесной мост.

— Так, когда остановимся, почти сразу же основательно строиться можно будет, — заявлял Сева. — А не как иногда: тяп-ляп.

За это время как-то само собой, незаметно, состав отделов немного изменился. От нас к технарям ушел математик, скорее всего, потому, что его умения там оказались более востребованными, а вскоре к ним же присоединилась и Лиля. Но и наш отдел разросся: в него вошли остававшиеся ранее на отшибе Росс с Вероникой.

Кроме прочего, женская часть естественников с азартом приступила к поиску растений, содержащих дубильные вещества, и выделке шкурок мелких зверьков. Это тоже оказалось нелегкой задачей: во-первых отнюдь не все горькие на вкус растения оказались годными для приготовления раствора, а во-вторых, несмотря на установившуюся погоду, стоило чуть не уследить, как шкурки норовили заплесневеть или испортиться. Но в конце концов нам удалось добиться кое-какого успеха. И хотя пока результат оставлял желать лучшего, мы радовались малейшему прогрессу, активно экспериментируя в поисках новых методов и средств выделки кожи. Между прочим, во время обсуждения мы пришли к выводу, что даже лучше, когда шкурки мелкие — легче экспериментировать, да и не так обидно, когда результаты очередного неудачного опыта приходится выбрасывать.

За одну ночь лесной ландшафт сменился болотистым, причем такого типа, который мне в этом мире еще не приходилось встречать. Над густой и длинной, выше человеческого роста, травянистой растительностью кое-где виднелись раскидистые кроны отдельных деревьев. Часто попадались заросли сплетенных ивообразных кустов, иногда тянущихся на несколько сотен метров. Вскоре выяснилось, что они скрывают за собой островки и острова твердой почвы. А поскольку ни пляжей, ни суши, к которой есть проход, нам не встречалось, до берега удавалось добраться, только продираясь сквозь ивы. Над сочной зеленью и водным пространством постоянно висела неравномерная зеленоватая дымка. Она не причиняла особого дискомфорта, но, подобно легкому туману, ухудшала видимость. После рассвета активизировались мухи: их количество и агрессивность сильно возросла, так что уже привычные к ним люди громко возмущались, а соседние плоты скрылись за дымной пеленой от зеленых веток, подброшенных в костер, призванной отогнать настойчивых кровососов. Сатанисты оказались единственными, кто не пользовался дымовой завесой: к черным балахонам прилагались такие же перчатки и москитная сетка. Но, не желая портить невосполнимую одежду, во время остановок они разоблачались и начинали ругаться ничуть не тише остальных. В результате свободные сократили привалы и теперь совершали один в день, на несколько часов, и использовался он только для бытовых и пищевых целей.