Марфа Московская - Игра

Все было тихо и спокойно. Однако напряженная струна в моем теле пела все громче, исполняя концерт Чайковского, allegro moderato. Я тревожно зашевелилась в своем кресле, словно пытаясь освободиться от невидимых пут, но кошачье шестое предчувствие уже не отпускало меня.

– Где мы? – спросила я стюардессу, которая, как привидение, пропорхнула мимо с подносиком.

– Карельский Перешеек. Не хотите минералочки? Ой, что с вами?..

Я поняла, что плачу. Мне почему-то стало жаль стюардессу – симпатичную и молоденькую, но я еще не могла понять – почему.

– Все в порядке! – я деревянно улыбнулась, чувствуя, как шевелится кончик моего хвоста.

Привидение улетело.

Самолет ровно гудел, несясь в ночи на север. Мозг уже краем коснулось затмение, я стала погружаться в состояние стресса. Потом вдруг вспомнила, что лучшее средство снять напряжение – сходить пописать. Только после этого можно принимать важные решения, и вообще – думать. Я стала расстегивать ремень, и тут увидела, как к хвосту поспешно пробирается Машкин жених. В руках он держал сумку.

Он торопливо скрылся за портьерой. "Видимо, его путь тоже лежит в туалет – мелькнула у меня умная мысль, – Но зачем ему там сумка?" Я привстала, но неожиданно заметила, что, чуть приотстав, за ним в полутьме салона крадется Машка. Вид у нее был самый зловещий, и я не на шутку перепугалась. Час от часу не легче! К струне в моем адском концерте прибавилась еще одна, высокая и надрывная. Теперь в организме бушевал целый оркестр недобрых предчувствий; вот уже низко заныл орган, от которого вибрировал желудок. Я в страхе оглянулась – не слышит ли кто?

Но соседи по ряду безмятежно спали. Я с ненужными извинениями пробралась в проход и кинулась к туалетам. Поздно – дверцы уже закрыты. Проклятье! Где они? Чтобы не маячить понапрасну, пришлось зайти в единственную свободную кабинку. Только я захлопнула за собой дверь, как взревело… Теперь это был второй концерт Мендельсона для фортепиано с оркестром, allegro appassionato, от которого волосы встали дыбом…

В этот момент самолет резко тряхнуло. Потом еще раз… Раздался какой-то странный звук, и наступило adagio, как будто разом выключились все моторы.

Самолет быстро и тихо падал, содрогаясь огромным беспомощным телом. Сквозь громкий стук собственного сердца я слышала, как ужасно кричали люди в салоне, но дверь в туалет заклинило, и мне ничего не осталось, как сжаться в комок на унитазе, закрыв голову руками… "Смерь на унитазе, – горестно подумала я, – Над резервуаром с человеческим дерьмом – неужели это именно то, к чему так долго вела меня судьба, через радости и страдания?!" Пилоты все еще пытались выровнять машину, чтобы как-то посадить. Через некоторое время послышались резкие звуки, сопровождаемые мощными толчками – наверное, лайнер несся по верхушкам деревьев, срезая их, словно "Gilette", бегущая по подбородку мужчины… Потом раздался жуткий скрежет, и сильнейший удар подбросил меня вверх. Я ударилась многострадальным телом о потолок и потушила свечи.

Ночь. Солнце еще ворочается во сне, где-то за горизонтом. С северо-запада быстро наступают облака, затягивая звезды. Темно и холодно. Отломанный хвост покоится, как гроб хрустальный, на куче поваленных деревьев.

Я села. Голова гудела, словно потревоженный улей. Вздохнула всей грудью свежий воздух и закашлялась – наверное, отбила легкие. Место падения мрачно обступила низкорослая, утопающая в снегу тайга. В двухстах метрах севернее догорал самолет. Предутрие было сковано морозом, колючий ветер со снежинками быстро привел мои мозги в чувство.

Дверь в туалет вылетела от страшного удара, я теперь сидела на ней, медленно коченея.

Наверное, от этого и включилось сознание. Думается, тело мое основательно побито, однако мороз сыграл роль анестезии, и жить вполне можно. Я оглянулась – рядом смутно чернели еще какие-то тела, словно тарантулы, разбросанные на сером ватмане. Я подползла к ближайшему – это была Маша. Изо рта у нее тихо курилось – жива!

После осторожного похлопывания по щекам Машка открыла глаза.

– Где я? – спросила она.

– Отель пять звездочек. С приземлением вас, сударыня! – невесело ответила я и потащила ее к хвосту – все-таки помещение, какое никакое. Все были в шоке, и, может быть, поэтому не замерзли сразу. Я посадила Машку на уцелевший унитаз и прислонила к стенке, как куклу. Она вытаращила мутные глаза:

– Марфа! Это ты?! Или у меня предсмертный глюк?

– У тебя болит где-нибудь?

Вместо ответа она дотронулась до груди и снова опустила веки. В нескольких метрах послышался слабый стон. Пожилой мужчина елозил по снегу на карачках, растерянно шаря одной рукой по сторонам; вторую он прижимал к себе, кривясь от боли. На лбу у него виднелась глубокая царапина, из которой сочилась кровь.

– Мои очки… Где мои очки? Боже, холодно-то как!

– Дед! Какие, к черту, очки? Благодари Бога, что вообще жив остался!

– Еще неизвестно, к лучшему ли это! – раздался сердитый баритон. Я испуганно оглянулась.

Прямо за моей спиной стоял Никита, яростно растиравший себе уши – шапки на нем не было.

Он ошарашено уставился на меня:

– Марфа? А ты что здесь делаешь?! О Господи, я только что видел Машку. Я уже ничего не понимаю! Как вы оказались в этом самолете?

– А, Машка отдыхает. Несколько ушибов, и, кажется, перелом ребра. Все очень просто – она следила за тобой.

– А ты за кем следишь?

– За ней… Черт! Кажется, она хотела грохнуть твою любовницу. Я не имела права выпустить ее из-под контроля. Но любовница так и не явилась, чему я очень рада. Кстати, ты знал, что твоя невеста лежала в больнице?

– Да… Хотел приехать – не посмел… Я урод, но ничего не могу изменить. Это сильнее меня.

Ты не бросай ее, ладно? – он виновато опустил глаза.

– Бедная Машка… Только оклемалась, и вот опять вся побитая. А почему ты один?

– Я не один. Моя женщина – со мной.

– Но ты садился без нее! Или она летит отдельно?

– Она летела в моей сумке… Пойдем, я тебе все покажу…

Я открыла было рот, но так ничего и не сказала. "Расчленил!" – пронеслось в голове.

Мы подошли к обломку хвоста, рядом с которым, с подветренной стороны, что-то темнело. Я нагнулась, присмотреться. Нет, не может быть…

На толстом шерстяном шарфе лежала абиссинская кошка, в полной отключке. На оскаленной морде у нее запеклась кровь, глаза были наполовину затянуты пленкой. Абиссинка едва дышала, было видно, что одной лапой она уже там.

Глядя на беспомощную Герду, я испытала ряд самых противоречивых чувств.

Не хитрая ли Бастет сохранила кошке жизнь, видя столь рьяное служение ее воле? Каждый молится своим богам, как может. Она, видимо, молилась особенно усердно, но кто же из небесных подбросил мне это полумертвое существо, уже успевшее еще наломать дров? Неужели это именно она отняла жениха у Машки… Горечь в глазах Ника неподдельная – успела-таки, видно, нырнуть глубоко в его тело. Много ли мужику надо? Подлая кошка не сумела добраться до меня, и чья-то игривая рука направила ее так, чтобы укусить с другой стороны, там, где никто и не ожидал.