Евгений Гаркушев - 2010 № 1

«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая, или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто».

Этой цитатой из Нового Завета (I Послание к коринфянам, глава 13) сорокалетний Роберт Силверберг предварил свое автобиографическое эссе, опубликованное в 1975 году в сборнике «Картографы Ада». Эссе, кстати, так и называлось — «Медь звенящая, кимвал звучащий». Вполне самокритично, что редко встретишь в автобиографиях и мемуарах. Потому что творческий путь одного из бесспорных лидеров тогдашней американской фантастики, а конкретнее — американской Новой Волны — наглядно иллюстрирует вышеприведенную цитату.

А ведь начало, казалось, сулило куда более простую и ясную перспективу, о коей многим коллегам Силверберга впору только мечтать.

По меркам правоверного еврейского семейства, осевшего в Америке на перепаде веков (деды и бабки будущего писателя еще говорили на родных языках — польском и русском), в чьей среде упорный труд сызмальства был даже не почетом — нормой выживания, Роберт Силверберг явно не вписывался в канонический образ вундеркинда.

Отец будущего писателя, Майкл Силверберг, родился в Лондоне вместе с новым веком; мать, Элен Байм, чуть позже — в нью-йоркском Бруклине. Там же 15 января 1935 года появился на свет единственный отпрыск, которого назвали Робертом. Учился он неплохо, но особыми талантами среди сверстников не выделялся. Зато с детства являл все характерные признаки подросткового аутизма — надолго уходил в себя, предпочитая уединение в коллекционировании марок и монет, зачитывании до дыр комплектов «National Geographic» или пребывании дни напролет в Американском музее естественной истории, благо тот находился в часе езды от дома. Читал Роберт много, но все, по мнению родителей, совершенно никчемное. Какие-то выцветшие аляповатые журнальчики с часто мелькавшей аббревиатурой SF… Одним словом, «какую-то фантастику»!

Тревожные предчувствия родителей подтвердились, когда Роберт, окончив престижный Колумбийский университет с дипломом филолога и женившись на выпускнице инженерного факультета Барбаре Браун, не пошел ни в науку, ни в бизнес. А стал литератором. По крайней мере, во всех последующих анкетах он числил себя «профессиональным писателем» аж с 1953 года — то есть с момента достижения совершеннолетия. И добро бы литературное поприще выбрал себе пристойное — многие писатели Америки в те времена и зарабатывали прилично, и портреты их появлялись на первых полосах ведущих газет, — так нет же… Он и писать собирался ту же муть, какой зачитывался в детстве, — научную фантастику!

Профессиональная карьера писателя-фантаста в начале «золотых пятидесятых» золотых гор как раз не сулила — хотя славу и уважение в среде фэнов многие сверстники Силверберга уже успели снискать. Сам же он долгие годы был вынужден ежемесячно, ежедневно решать для себя тоскливую проблему — отнюдь не творческую, бытовую: как заработать на хлеб и масло.

Решал он ее двояко. Во-первых, пришлось устроиться в штат сразу нескольких научно-фантастических журналов, а кое-какие даже и возглавить на время. А во-вторых, приходилось писать. Точнее, пахать за пишущей машинкой — с такой интенсивностью, чтобы прокормить себя за счет «вала». По его собственному признанию, для тогдашней комфортной жизни в Нью-Йорке начинающему писателю нужно было выдавать на гора по 50 тысяч слов ежемесячно. А Силвербергу удавалось выдать и вдвое больше — на протяжении нескольких лет по миллиону слов ежегодно! Библиографы подсчитали, что только за два года — с 1957-го по 1959-й — Силверберг под десятками псевдонимов опубликовал более двухсот рассказов и 12 романов! Не только, кстати, фантастических. Среди «поточной продукции» раннего Силверберга можно отыскать и детективы, и вестерны, и даже эротические романы. И не один, не два, не десяток — сотня книжек, которые некоторые исследователи готовы отнести к «мягкому порно».

О качестве этой продукции говорит тот факт, что за последующие десятилетия большинство романов раннего Силверберга так и не удостоилось переиздания. Иное дело — рассказы, однако об этом ниже.

Но количество, конечно, впечатляло! Если кому Роберт Силверберг и уступает по продуктивности в американской science fiction, то, пожалуй, только Айзеку Азимову (еще один достойный представитель бруклинских евреев — выходцев из России). Заветную планку — сотня научно-фантастических книг — Силверберг преодолел еще в начале 1990-х. Плюс почти семь десятков книг научно-популярных.

Но случались в этом на вид исправно работающем литературном конвейере порой странные перебои. Долгие и на первый взгляд необъяснимые остановки, загадку которых, может быть, чуть-чуть прояснит цитата, с которой начиналась статья.

Однако все по порядку. После первой профессиональной публикации — ею стал рассказ «Планета Горгона», опубликованный в февральской книжке британского журнала «Nebula Science Fiction» за 1954 год, — и выпущенного в следующем году дебютного романа «Восстание на Альфе-С» Силверберг перебрался в снятую квартирку на Западной 114-стрит, где обрел неожиданных соседей. Оказалось, что в том же доме проживали еще два писателя-фантаста — уже тогда известный Рэндалл Гарретт и начинающий Харлан Эллисон, чья звезда взойдет позже — вместе со звездой Роберта Силверберга. Именно Гарретт познакомил последнего с доброй дюжиной тогдашних сильных мира сего — редакторами журналов и издательств, выпускавших научную фантастику. Более того, Гарретт даже опубликовал несколько произведений в соавторстве с начинавшим Силвербергом — под общим псевдонимом Роберт Рэндалл.

И если ранние романы Силверберга были откровенным коммерческим «проходняком», написанным исключительно ради денег, то с рассказами не все так просто. По крайней мере, специальную премию «Хьюго» в 1956 году Силверберг получил не за «километраж» печатной продукции, а как самый многообещающий молодой автор! Радость для лауреата была двойной — ведь он открыл счет своим литературным трофеям не где-нибудь, а в родном Нью-Йорке.

«Гениев конвейера» в американской литературе не счесть. Однако примеров эволюции, проделанной Силвербергом — от рядового ремесленника до элитарного лидера Новой Волны, признанного стилиста, мастера интеллектуальной прозы, густо насыщенной мифологической и общекультурологической символикой, — что-то не припоминаю. Точнее, даже не эволюции, а настоящей реинкарнации (одна из любимых тем писателя) — если иметь в виду дважды поминки «по себе любимому», устроенные им самим в начале 1960-х и полтора десятилетия спустя.