Стивен Барнс - Плоть и серебро

Есть ли разница между безразличием и поражением?

Безразличие — пустая чашка. Поражение — это когда чашки просто нет.

Он глянул вниз. Чашка была пуста, спирт в ней кончился.

Поэтому он ее наполнил.

И улыбнулся про себя.

Видишь, как легко управлять твоей жизнью?

— Что это?

Марши удивленно поднял глаза:

— Что?

Сцилла села на стул напротив него, с отвращением разглядывая его тарелку.

— Вещество, которое ты ешь.

Он отложил в сторону настоящую книгу — отличное переложение Гомера прозой М. А. Зека, которую он читал за ужином. Целый день он только и делал, что пил и читал. Похитительница перемещалась так тихо, что вскоре он вообще забыл о ее существовании.

Обругав себя за то, что он плохой хозяин, Марши решил уделить хоть какое-то внимание своей гостье.

— Это бифштекс, — показал он вилкой. — Не настоящий, но вполне терпимая имитация. Это печеная картошка. Вот это желтое сверху — сырный соус, зеленый горошек и чеснок. Полагаю, чеснок и картошка настоящие, но сомневаюсь, что сыр видел когда-нибудь корову ближе, чем этот бифштекс. Зеленый горошек настоящий и грибы тоже.

Сцилла выслушала все это, нахмурив брови.

— Это не может быть настоящей едой, — объявила она. — Не понимаю, как ты можешь есть такие вещи.

— Имитация бывает неплохой, если она хорошая. — Он усмехнулся неуклюжести своей фразы. — Хотите попробовать?

Ее нос сморщился в отвращении.

— Нет. Я ангел. Я не ем человечьей еды, даже если бы у тебя на тарелке лежала настоящая еда.

Марши сделал глоток вина.

— А как бы вы описали человечью еду? — Это должно быть интересно .

— Это густая зеленая жидкость в больших синих бочках. Выдается по две миски в день на одно лицо.

Как это говорил Сал, когда встречался с человеком, уверенным в какой-нибудь бессмыслице? «Ты откуда, сынок? Из Найроби, мэм. Разве не все оттуда?»

— Две миски зеленой жижи в день. И это каждый, говорите, так ест?

Описанное ею было похоже на простейший водорослевый корм уровня выживания. Стабилизированный распад, должное содержание питательных и волокнистых веществ, а вкус такой, как и можно ожидать от обогащенного пастеризованного прудового ила.

— Конечно.

— Я имею в виду, каждый и повсюду?

— А что еще им есть?

— Ну, например, что-то вроде того, что ем я.

Татуированные губы Сциллы сжались крепче.

— Это не еда.

Он снова рассмеялся:

— Что и требовалось доказать. Десять-ноль в пользу дамы в серебряной безрукавке. — Он подцепил кусок бифштекса и отправил в рот. — А что тогда едите вы? — проговорил он, прожевывая. — Ангельские пирожки?

Зеленый глаз опасно прищурился.

— Ты надо мной смеешься?

До Марши дошло, что попытки с ней пошутить так же безопасны, как тыканье в груду пороха зажженной спичкой.

— Ни в коем случае, — произнес он, стараясь сделать самое искреннее лицо.

— Ладно, — ответила она неохотно. — Я ем манну.

Конечно, что же еще?

— Что ж, тогда вы там, где нужно.

Она уставилась на него:

— Объясни.

— Манна ведь падает с неба? Чем, с точки зрения Земли, является космос. Здесь должен идти постоянный град этого вещества.

Резкое качание головы.

— То, что ты говоришь, не имеет смысла.

— Похоже на то. Мне бы надо язык подрегулировать. — Он отпил еще вина — на случай, если проблема в том, что язык пересох.

— Манна заключается в контейнере. — Она полезла в сумку и достала фольговый пакет. — Вот ее порция.

— А, пайкеты !

Сцилла наклонила голову, и свет заиграл на серебре, которое покрывало все, кроме ее лица.

— Пай… кеты?

— Сокращение для пайковых пакетов, к паяльникам не имеет отношения. Ваш экзот способен обрабатывать все ваши отходы, если их свести к минимуму. Жидкости — пот, моча и прочее — не составляют проблемы. Они утилизируются, излишки вентилируются наружу в виде водяного пара. Твердые отходы труднее в обработке. Пайкеты сбалансированы по питательным свойствам, но дают крайне мало отходов. Если вы едите только их, то экскреция необходима не чаще, чем примерно раз в месяц?

Сцилла посмотрела на него мрачно.

— Я — ангел, — сказала она наконец. — И не делаю грязь, как люди, — добавила она чопорно.

— Разумеется, нет. У вас в кишечнике есть колония нановирусов, которая перерабатывает все, что пропускает пищеварительная система. Но каждые тридцать дней или около того этот колпак, — он показал вилкой на выпуклость у нее на бедре, — открывается. Внутри находится ромбовидный брусок серого вещества, которое вы выбрасываете.

Сцилла только смотрела на него пристально, и ее исчерченные губы сжались в ниточку, зеленый глаз был холоден почти как линза, заменявшая другой.

— Как, я прав? — спросил он. Она встала, схватив пайкет.

— Я не могу с тобой разговаривать, — резко сказала она и быстро вышла.

— Это очевидно, — тихо сказал он, глядя, как она направляется к дальней стене каюты и садится к нему спиной.

Он осушил бокал, взял книгу и стал дальше читать и есть. Он не обращал внимания на нее, а она на него весь этот вечер и большую часть следующего дня.

Чем ближе подлетали они к Ананке, тем раздражительнее становилась Сцилла, тем нетерпеливее ждала, чтобы это ужасное задание наконец кончилось. Осталось выдержать только двадцать часов.

Сцилла сидела одна в камбузе, чувствуя себя так, будто ее ввергли в Чистилище. Ее подопечный впал в ступор и не отвечал. Таким он был уже два последних дня — молчал и вонял алкоголем.

Все же она не решалась ослабить бдительность. Неколебимость — одно из определяющих свойств ангела. Два дня в обществе этого пьяного и безмолвного слизняка при постоянной готовности к действию, которого не требовалось, довели ее до крайнего раздражения.

Полет с Ананке в старом разбитом рудовозе занял десять дней, но это куда более быстрое возвращение казалось намного дольше. И все из-за него .

Сначала она пришла к выводу, что этот Марши внутри мертв. Люди, чей дух сломан, на Ананке встречались часто; не у каждого хватало веры и внутренней силы, чтобы идти по крутому трудному пути к совершенству. Его загадочные и иногда саркастические комментарии были всего лишь эхом того, чем он был когда-то, — как призрачные данные от стертой программы. Она определила его как всего лишь пустую оболочку. Любой отклик на стук — всего лишь эхо.

Но вечером второго дня это мнение пришлось вынужденно пересмотреть.

Он лежал в койке, читая, слушая музыку, и постоянно, как всегда, пил. В то время как любой другой в ужасе смотрел бы на нее, ни на краткий миг не забывая, что находится в присутствии ангела, он, казалось, совсем о ней забыл. Это было неправильно, противоречило всему, что ей было известно. Это ее терзало, но пока он не пытается восстать против ее власти над ним, она мало что могла сделать.