Стивен Барнс - Плоть и серебро

Взрывом адреналина ударил страх, перебросив систему экзота на форсаж. Голова Ангела дернулась в сторону звука, и глаза увидели зияющую метровую пасть смерти, пробитую в стене метров за двадцать поодаль.

Отвлекающий маневр! — мелькнула в мозгу предостерегающая мысль, но реакция на пробоину вбита с самого рождения в каждого обитателя хрупких стальных и каменных скорлупок, удерживающих неумолимого врага — вакуум. Эта реакция въелась в ее нервы, как у обезьяны — рефлекс хвататься за что попало в падении.

Инстинкт уже гнал ее к стойке с аварийным комплектом возле второй стены, заставляя бороться с вихрем и работать ногами как шатунами.

Высвистывающий воздух наполнился пылью, гравием и мусором, жалящим лицо и со звоном отскакивающим от экзота. Откуда ни возьмись обрушился пластиковый упаковочный контейнер. Она еле успела поднять руку, чтобы защитить лицо. Ее шатнуло ударом, захваченный ураганом мусор проносился мимо и всасывался в дыру. Только инерция и магнитные подошвы экзота не давали ей улететь вслед за ним. Уязвимый органический глаз она закрыла от жгучего вихря, и только безразличная стеклянная линза ангельского глаза выискивала стойку.

И увидела, что стойка почти пуста. Несколько оставшихся керамил-пенных заплат были слишком малы, чтобы закрыть пробоину.

А вот здоровенная пеннокаменная плита, образующая стену стойки, по размеру для этого годилась. Ангел вцепилась в нее, уперлась ногами, выворачивая плиту из стены. Потом ее развернуло и понесло к дыре.

Ураганной силы ветер попытался вырывать плиту из рук, а когда не смог, сбил Ангела с ног и поволок вместе с плитой.

Лишь доля секунды нужна была Ангелу, чтобы понять: если незакаленная панель ударит в стену с этой скоростью, она разлетится на тысячу бесполезных осколков. Сжав челюсти, не отдавая воздух, который хотело вырвать из легких падающее давление, она отчаянно вывернулась, пытаясь сгруппироваться раньше, чем…

И через несколько сотых секунды панель ударила в стену, заклинив тело Ангела между собой и неподатливым камнем вокруг дыры, которую должна была закупорить.

Шевельнуться не могу, — капризно пожаловался Вальдемар. К его шее был приклеен голубой кожный пластырь — миорелаксант.

— Это чтобы легче было, — пояснил Марши, подкатывая стол к кровати. Он не объяснил, что должно быть легче делать. Скоро Вальдемар сам все поймет.

— В прошлый раз меня усыпляли. А вы что, не будете?

Марши показал зубы.

— Я думаю, результаты будут лучше, если вы будете в полном сознании.

— Ну, надеюсь, вы знаете, что делаете.

Какой-то дальний родич смеха поднялся из души у Марши.

— Никогда в жизни я так не владел ситуацией.

Он положил предплечья на стол ладонями вверх. На Ананке он здорово натренировался входить в легкий транс, когда надо, и еще быстрее сбрасывать протезы. Он закрыл глаза, сделал глубокий вдох и отпустил .

Вес спал с рук. Он отвел глаза с таким чувством, будто сбросил деревянные перчатки. Руки стали невероятно гибки и остро чувствительны, готовые оперировать.

Хотя все это было без фанфар, снятие протезов произвело впечатление на пациента. Уголком глаза Марши заметил, как расширились глаза Вальдемара, и выпрямилcя. Вальдемар нервно облизал толстые губы. Марши не мог не улыбнуться.

— А больно не будет? — пискнул Вальдемар.

Марши после отлета с Ананке хорошо натренировался и в другом искусстве. Настало время проверить, такой ли он способный ученик, как говорил Кулак.

— Только если я этого захочу, — ответил он, поворачиваясь к Вальдемару, и улыбка его стала шире. Серебряные пластины ниже локтей блеснули тем же отсветом, что и глаза.

— Ну, мерзкий говнюк? — проревел Марши, медленно протягивая обрубки к пациенту, и места, где должны были бы быть руки, сходились все ближе и ближе. — Посмотрим, чем ты там начинен!

Вальдемар попытался отползти, но с тем же успехом мог бы пытаться взлететь. Из-за пластыря на шее тело его только задергалось, как прибитый к доске червяк. Он попытался в панике дотянуться до кнопки, но руки даже не дернулись.

Абсолютно беспомощный, он мог только смотреть на Марши, на его страшное лицо, булькая от ужаса и унижения, когда не выдержал мочевой пузырь.

Ангел была в Аду.

Уходящий воздух рычал и выл вокруг ее тела, обдавая страшным холодом, и неумолимая пустота пыталась засосать ее через дыру и проглотить. Невозможно было дышать. Острые осколки камня, песчинки, пулями несущиеся обломки разлетались, ударяясь в экзота и полосуя незащищенную кожу лица.

Она шаталась над огромным озером черноты, заполнявшим глубину черепа, всплывала из забытья, в которое погрузил ее удар о скалу. Если бы не тонкий слой биометалла, закрывавший голову вместо волос, череп разлетелся бы как дыня. Трудно было сказать, откуда слышится этот несмолкающий вой — изнутри или снаружи. Она ничего почти не видела, держа человеческий глаз зажмуренным, чтобы его не потерять, а второй то включался, то выключался.

Пеннокаменная плита не раскололась только потому, что тело Ангела попало между ней и плитой, смягчив удар. Но удар был страшен, он отозвался по всей Ананке дрожью, которую ощутили люди подошвами ног. Если бы не экзот, у Ангела были бы переломаны все кости.

Теперь беспощадное давление воздуха превратило стену и плиту в две челюсти страшных тисков, выдавливающих из нее жизнь.

Ослепленная, оглушенная, она ухватилась только за одну мысль: Это отвлекающий маневр! После взрыва будто вечность уже миновала, но бесстрастное чувство времени, встроенное в схемы экзота, сообщило, что прошло всего двадцать секунд.

Все еще есть шанс остановить вторжение. Если она сможет выбраться, пока ее не расплющило или не высосало вакуумом. Или она просто не потеряет сознание.

Ангел крепче вцепилась в плиту и уперлась в нее, каждую крупицу энергии вкладывая в дрожащие от напряжения руки, и от усилия все выше и выше подступала удушающая чернота. Плита стонала и гудела, напряженная почти до излома.

Когда изможденное тело уже готово было сдаться, плита поддалась и отодвинулась на расстояние вытянутой руки, наклонившись и заскрежетав по стене краем.

Теперь стало полегче. Удерживая плиту подрагивающими руками, она проползла к самой широкой части расщелины как насекомое, пытающееся уйти от каменной подошвы гиганта. Выбравшись в сторону насколько было возможно, она сделала последний отчаянный рывок изо всех сил.

Заплата хлопнулась на пробоину с гулким раскатом, треснув в середине, но не сломавшись. Герметичной заплата, конечно, не была, воздух свистел в зазоры, засасывая летающие обломки в узкие щели, но циклон кончился.

От сделанных усилий Ангел рухнула на каменный холодный пол. Она упала на бок, отчаянно ловя ртом воздух, слишком разреженный, запыленный. Легкие горели огнем, и каждый отрывистый вдох раздувал пламя.