Алекс Гарридо - Акамие, или Любимая игрушка судьбы

- Если я теперь не смогу своего брата навещать, так не потому, что забыл о нем на перинах и подушках. Стыдно мне было бы. Всю радость стыд бы выжег. Но если я останусь здесь - от свадьбы мне не отвертеться. Так?

- Видимо, так, - со смешком согласился Ханис. Он еще недостаточно знал Эртхиа.

- Вот я и уеду. Узнаю все о твоей сестре, передам от тебя весть.

- Как же царь? Простит ли такое ослушание? Ты только от смерти отвертелся, смотри от жизни не отвертись ненароком.

- Э, нет! Это ты у себя в Аттане бог, а здесь - Судьба. А судьба всадника вплетена в гриву его коня. Поучать меня не надо. Я свою честь сам соблюду! - и добавил, смягчая резкость последних слов, - Ты мой друг. Пойми: из братьев мне Акамие дороже всех, а ему-то ничем помочь не могу. Дай хоть тебе послужить ради дружбы. Это мне будет честью и утешением.

К утру гнев и ревность отпустили сердце повелителя.

Не такие кулаки нежными пальцами разгибали.

Акамие же не вспомнил обиды, и сама растаяла обида в неспешной нежности этой ночи. Лгать не пришлось.

Под утро царь спросил:

- Так будем жить?

- Как угодно тебе, господин, - ответил Акамие, опуская ресницы.

Царь засмеялся, притянул голову невольника к своему плечу.

- Умен ты, мальчик, и хорошо обучен. Забудь науку. Люби, если можешь.

Акамие прижался к царю, вольно и радостно, как в первые ночи после спасения.

- Этого и хочу, господин. Позволишь?

- Люби.

Глава 11

На другой день Эртхиа нанес визит матушке. Маленький пир, устроенный царицей, предварял обильные угощения и трапезы, которые должны были теперь последовать одна за другой в течение многих дней.

- Дочь твоего дяди хороша собой, - успокоила Хатнам-Дерие своего младшенького. - Ты будешь доволен.

Борясь с сожалением, выслушал Эртхиа множество советов и наставлений от мудрой царицы о том, каковы уход и попечение, необходимые женщине, чтобы удалить от нее невзгоды и отстранить заботы, от которых исчезает свежесть и пропадает сияние, и изменяется большая часть прелестей.

Разве не сказал тот, кто сказал: "Женщины ведь цветы, которые без ухода не дорастают, и постройки, разрушающиеся, когда за ними нет присмотра."

И этим царица выказала свою заботу о невесте сына. А о сыне позаботилась более того, открыв ему ухищрения и лазейки, которыми пользуются женщины, если есть возможность, рассказав о бдительности их во зле и коварстве их в этом, - и, как сказал сказавший, это чудеса, ошеломляющие разумных.

Но Эртхиа слушал вполуха, округляя глаза, где надо, и усердно кивая, где пристало. А мысли его были заняты другим, как известно из предыдущего, и как станет видно из дальнейшего.

Распрощавшись с матушкой, Эртхиа направился навестить сестру свою, царевну Атхафанаму.

Царевна, еще не оправившаяся от болезни, которую Эрдани назвал недугом испуганной души, не поднималась с постели. Лекарь обрек ее на затворничество под присмотром бдительных нянюшек, дабы покой и отдых поддержали в ней силы до тех пор, пока в ней не обновится женская сущность и кровь, что, как известно, случается единожды в лунный месяц.

Атхафанаме, скорее сказавшейся больною, чем больной на самом деле, приходилось играть свою роль до конца. И слезы, которые она проливала от тоски по Ханису и невозможности приблизить желанную встречу, слезы свои с легкостью объясняла испугом и отчаянием, пережитым ею в ночь похищения.

Так она и сказала брату. И не забыла подшутить над известной уже всей ночной половине историей.

- Так напугал отца, что он торопится тебя женить! Выбрал первую, смотрины наспех, еще цену невесты в дом дяди перенести не успели,с ног сбиваются - а уж жених в баню идет.

- Да помолчи, Атхи-фатхи! - с непритворной досадой воскликнул Эртхиа. Пришел к женщине с серьезным делом - сам виноват.

- Не ходил бы, - не осталась в долгу Атхафанама. - А пришел, так проси, если есть, о чем.

Эртхиа оттянул пальцами нижнюю губу, искоса глянул на сестру.

- А не выдашь?

Атхафанама насупилась.

- Не веришь - так и разговора нет. Чего пришел? О здоровье узнать? Ну и узнал. А теперь - мне покой и отдых полезен.

- Да ты как с братом разговариваешь? - взвился Эртхиа.

- Не нравится - не надо. А то: дело серьезное... а не выдашь... А сам!

Эртхиа прикусил язык. И правда: кроме сестры никто ему не поможет. И если б не доверял Атхафанаме, не придумал бы через нее весточку Акамие передавать. Теперь - не прежде. Вдвое, втрое опасней. Евнухов продажных казнили, другие не скоро страх переживут. Самому лучше и не думать туда идти. А с Акамие попрощаться надо: пусть знает, что не ради женитьбы и не ради прелестей женских брат брата забыл, а увела его в дальнюю дорогу верность клятве и преданность другу.

И кое-что Эртхиа сестрице на ушко пошептал, а та прикрывала смуглый ротик пальчиками, округляла глаза, ахала, хихикала и в конце концов поклялась милостью Судьбы и благополучным замужеством, что передаст все слово в слово наложнику по имени Акамие, с белой косой - да кто ж его не знает!

Знал ли Эртхиа, как свята для царевны подобная клятва...

На закате солнца город стал подобен празднично убранному покою. Дома и лавки были украшены цветами и яркими тканями, освещены свечами и светильниками, площади перед дворцами застелены коврами.

Царские слуги ходили по городу с мешками денег - чтобы и последнийц бедняк мог веселиться и раздновать в эту ночь.

Всюду слышалась веселая музыка и песни, звон браслетов на ногах танцовщиц и их задорные вскрики.

Запах жареного мяса с пряностями, сластей и вина волнами обдавал любого, кто приближался к съестным лавкам и харчевням, открытым на всю ночь.

У царской бани воины и вельможи в лучших одеждах, с ярко горящими факелами в руках, гарцевали на прекрасных, благородного вида, богато убранных лошадях. Блестящие круглые копыта капризно топтали дорогие ковры.

Всадники дожидались жениха, чтобы сопровождать его, когда он выйдет из бани и отправится во дворец, где царь пировал со своими сыновьями, родственниками и приближенными.

Пустовавший до сих пор дворец младшего царевича к этой ночи был убран, мраморные и плиточные полы вымыты с благовониями, все помещения окурены, стены завешены тканями с золотой вышивкой, разостланы ковры, начищены и отполированы решетки в окнах и на ночной половине приготовлены покои для первой жены царевича, уставленные сундуками с приданым и свадебными подарками от жениха. Семь нарядов, в которых ее показывали жениху, и уборы, и многочисленные украшения к ним, были уже уложены в ларцы. Служанки и невольницы, убиравшие ее к свадьбе, родственницы жениха, справившие свой собственный праздник в царском дворце и проводившие невесту в дом Эртхиа, все уже разошлись, оставив ее одну в опочивальне.