Алекс Гарридо - В сердце роза

И пока успокаивалось дыхание, опускались вскинутые руки, разжимались губы, утекал испуг из глаз, они молчали. Потом Тахин:

- Это ты?

- Это я.

Совсем не похож, если смотреть глазами. Где смоляная гладкая коса, угрюмая опасная красота хайарда, глубокая темень глаз? Но - он, настолько, несомненно, он, да. И качнуло новым узнаванием: тот прекрасный, тот невольник, своей рукой убитый - тоже он. Никогда Аренджа не был похож на того, как этот не похож на Аренджу. Но - он. Как же это? Не может быть.

- Это ты?

- Это я.

И - счастье: не убил красоту, не смог убить - не далась.

Вот и все, что они сказали друг другу, но на это им понадобилась вся ночь, и ни единого слова сверх того, - пока за углом собиралась толпа, принявшая, так же как Тахин, тех двоих за жрецов из храма Обоих богов, пока шум, и крики, и ругань росли и росли в узкой улочке перед дверью из драгоценного дерева, которую грозили выломать, требуя у хозяина выдать им тех двоих (да что там, уже и утро почти, и праздник - отдай их нам, а дочерей твоих не предлагай нам взамен, дочери твои и сами к нам выйдут, когда загремят бубенцы и заноют дудки, отдай нам их - отступников, беглецов от великого праздника, не давай им убежища, отдай их нам!)

Они говорили: это ты?

Это ты? Это я. А "люблю" они не говорили, нет, не говорили: не было в этом нужды, им сказать "это я" было все равно, что сказать "люблю".

А обезумевшие от вожделения, а ослепшие от вожделения расползались, тычась в стены и друг в друга, и не суждено им было увидеть света зари. И те, кому было дано спастись из города, покидали его второпях, чтобы до света, до бубенцов и дудок, до безумия, до гнева небес. Те двое уводили их.

А эти двое стояли друг перед другом, и все, что сказали друг другу: это я - это я.

Может быть, они тоже ослепли вместе со всеми, кто ломился в ту дверь, хотя любовь ведь не ломится в двери, а умирает молча, и эти двое давно выучили этот урок, но, в конце концов, чем они отличались от прочих в этом городе, тоже подверженные злому здешнему греху, - чем?

Может быть, они тоже ослепли, и, страшась потеряться и осиротеть, протянули руки, и нашли единственное нужное им, и обнялись. Это ты. Это я.

Вот они-то и не заметили, что случилось с Содомом.