Дмитрий Поляшенко - Тени у порога

— Здорово, — непривычно тихо и мечтательно сказал Вадковский. И вновь стал самим собой: — Я все понял, я согласен. Запиши меня в команду.

— Не нравится слово побег — замени другим, — продолжал Лядов. — Дело не в названии. Умел бы я управлять парусником — пошел бы на нем искать неоткрытые острова. Но Земля давно исхожена.

— Ага. — Трайнис был неуверен. — При фактическом отсутствии побега вопрос о причине побега исчезает сам собой. Ловко. И куда ты думаешь направиться? Туристические маршруты, видимо, тебе не подойдут?

— Совершенно верно. Куда-нибудь подальше. Где не ступала нога. Я не о Земле говорю, надеюсь, понимаете.

— Понимаем. — В голосе Трайниса звучала обреченность.

Вадковский воскликнул:

— Гинтас, ну что ты пристал к человеку? Ты прекрасно водишь корабль и сам летаешь каждый божий месяц. Разве нам трудно слетать? Согласись, что нелепо делать это на планете, где в пределах нескольких километров обязательно наткнешься на кабину транс-порта. А хочешь, мы с ним вдвоем пойдем? Я потом тебе предоставлю отчет «Как я провел лето».

— Ну уж нет, — отрезал Трайнис. — Вдвоем я вас не отпущу, вы и в парке заблудитесь. Но пока я ничего не понимаю, а делать красивые жесты я не люблю. Это вам не в Новую Зеландию на пару дней позагорать.

Вадковский разочарованно почесал затылок:

— Это ты верно говоришь. Для красивых жестов ты слишком расчетлив. Но признай, что интереснее слетать не в Новую Зеландию, а именно туда, где не ступала нога.

Трайнис обратился к Лядову:

— Ты обсуждал это с кем-нибудь еще? Есть же специалисты в этой области, серьезные наработки, монографии, в конце концов просто увлеченные тем же люди.

— Нет. И не собираюсь. И вас прошу: никому ни слова.

Трайнис и Вадковский внимательно посмотрели на Лядова.

— Как скажешь, конечно. Но почему?

— Во-первых, я искал таких, как я. Оказалось, никто этим не увлекается.

— Не может быть, — убежденно сказал Вадковский.

— Может. Именно тем, чем я, — никто. Меня не интересуют коллекционеры утюгов двадцатого столетия. Не интересуют громкие события и исторические личности. Меня интересует обычный никому не известный человек. Во-вторых, есть объективные… то есть, субъективные, конечно, но очень веские причины, — сказал Лядов с каменным лицом. — Но они касаются только меня.

Трайнис поскреб ногтем мягкий подлокотник, будто внутри кресла мог находиться ответ на лядовскую загадку:

— Рискну повторить свое предложение: не лучше ли обсудить вопрос теоретически, хотя бы для начала? Давай найдем профессионала…

— Нет, — мотнул головой Лядов. — ни в коем случае.

— Ладно, — покладисто сказал Трайнис. — Но что за причины? Тебе неловко нам о них говорить? Я не могу себе представить таковые.

Лядов помолчал, глядя сквозь все, и ответил невпопад:

— И еще почему-то мне кажется — нельзя ждать.

— Прости, не понял, — осторожно сказал Трайнис. — ты сейчас о чем? Чего ждать?

Лядов дернул щекой, сожалея, что почти проговорился. Старательно избегая двух внимательных пар глаз, сказал:

— Пусть это и будут те самые веские причины.

Вадковский был в восторге:

— Мне все больше и больше это нравится! Слава, ты мастерски напустил такую таинственность, что лично я готов лететь прямо сейчас. Признайся, наверняка ведь прочитал какое-нибудь «Руководство по суггестии и эмпатии»?

— Погоди, Роман. Гинтас, ты никогда не хотел пожить в прошлом?

— Я никогда не думал об этом, — пожал плечами Трайнис. — есть разница где жить?

— Ну ты спросил. Разница огромная. Ты потому и не думал, что не хотел. Возьмем тебя. Ты хочешь быть пилотом корабля дальнего проникновения…

— Я еще не решил.

— А теперь представь. Человек смутно, но очень сильно хочет того же, что и ты, тех же масштабов и скоростей, но звездолетов еще нет и в помине, кроме тех, что на страницах научно-фантастических книг. Хочешь стать пилотом? Пожалуйста. Но максимум, чего ты достигнешь, — это маленький заштатный авиаклуб, фанерный списанный самолетик, коптящий движок, брызги масла… Ужас. Это даже не глайдер. До запуска первого спутника лет тридцать, а до индивидуальных космических полетов — как нам до путешествий во времени.

— Если так, то для меня разница есть. Впрочем, я слабо представляю себе быт заштатного авиаклуба. Вдруг понравилось бы? Жили же люди. А то, что звездолетов нет и не предвидится… Ну так смирись. Впрочем, я тогда ничего бы не знал о звездолетах. Иногда мечтать вредно. Я пошел бы в этот авиаклуб, потом — в авиационный институт, а потом — испытывать истребители какие-нибудь. Что еще остается делать?

Лядов промолчал, уклончиво пожав плечами.

— Как и с какой стати человек может желать чего-то, что еще не появилось? — спросил Трайнис.

— Прочитал, придумал. Экстраполировал современность. Да мало ли. Сон, в конце концов, увидел. И понял, что это — его.

— Погоди, погоди… — Трайнис замахал руками. — Запутал. Ты же не любишь домыслы и фантастику.

— Я к примеру.

— А побег-то здесь причем?

— Что они получали в свободных путешествиях и где это что-то сейчас?

Трайнис откинул голову и утомленно вздохнул в потолок.

— Вот ты о чем…

— Все, что искали романтики, — рядом с нами, — заявил Вадковский. — Например, свобода передвижения. Слава, не улыбайся. Я же говорю — нам этого не понять. Вон у тебя кораблю в саду стоит, и ты к этому привык. Не велосипед, не машина, даже не самолет — космический корабль. Ты в прямом смысле можешь достать звезду. Ты можешь жить в вечной весне, следуя за сменами сезонов по планете. Ты можешь поселиться в поясе астероидов, а не в каких-то там Гималаях, чтобы медитировать, максимально уединившись от человечества.

Лядов снисходительно смотрел на Романа. Тот продолжал с воодушевлением:

— Поэтому, кстати, и не понятно, что современный человек может найти для себя в прошлом. Но к черту философию! Будем поэтами. У меня идея. Давайте создадим неоромантизм. О чем можно тосковать в наем мире? Итак, двести лет вперед. Или даже триста. Предлагайте. Некий, скажем… Бархатный век. Подойдет? Идеальный мир. И вот вам первая проблема — о чем там мечтать?

— Начинаю понимать, — пробормотал Трайнис. — Как интересно живут люди — в прошлом копаются, о будущем грезят. А я в повседневщине увяз. Глайдеры, высший пилотаж Школа пилотов, звездолеты глубокого проникновения. Совсем отстал.

— Скорее опередил, — сказал Вадковский. — Мы же хотим повторить прошлое.

— Да что вас так удивляет? — не выдержал Лядов. — Скажи я просто «давайте летаем» — ведь сели бы и полетели. Надо было так и сделать, а не морочить вам голову.

Трайнис внимательно посмотрел на Лядова:

— Позволь неожиданный поворот темы. Может быть, ты хочешь узнать, что они испытывали, нарушая устои и запреты, закон, общепризнанные нормы? Так?