Максим Дегтярев - Моролинги

– Летают, - ответил Рунд и с ехидцей добавил: - Подсвечивают дорогу прожектором и летят…

Брубер, пока был трезв, спорил с Цансом о том, что делать с моролингами. Опьянев, начал рассказывать анекдоты, до тошноты интеллектуальные.

– Я тут на днях узнал один прелюбопытнейший факт, - говорил он хихикая. - Вы, господин Цанс, конечно, не раз обращали внимание, что роденовский Мыслитель держит локоть правой руки на левом колене. Крайне неудобная поза, поверьте, я пробовал, но не буду говорить, где… Ха-ха. Думаете, почему он сидит именно так, а не иначе… Все дело в том, что изначально Роден планировал, что Мыслитель будет сидеть положив левую ногу на правую, тогда правый локоть, естественно, окажется на левой ноге. Но потом Роден решил, что такая поза слишком легкомысленна и велел натурщику опустить ногу, но что б тот переставил руку, сказать забыл. Вот так оно и вышло…

– Уже можно смеяться? - поинтересовался серьезный Цанс.

– А все смеются, разве вы не заметили? - огрызнулся Брубер.

Смеялись только Шишка и Вейлинг.

– Между прочим у нас тут присутствует один большой специалист по статуям, - со значением сказал Виттенгер и оглянулся на Бенедикта. Шишка перестала смеяться.

– Эй, оставь-ка икру, - крикнул я Вейлингу.

Он демонстративно отвернулся. Почему-то именно в это мгновение в гостиной наступила тишина.

– Замечательная история! - секунд пять спустя нарушила тишину Шишка. - Господа, я придумала, давайте каждый расскажет какую-нибудь историю. Лучше - настоящую, но чтобы она выглядела как выдумка. Или наоборот… Впрочем, кто как хочет. Обсуждать истории не будем - так легче для рассказчика. Вот господин писатель нас уже насмешил. Кто будет следующим?

– Вы предложили, вам и быть… - резонно заметил Цанс.

– Хорошо, но потом - вы.

Шишка поискала глазами, где б ей встать. Подошла к журнальному столику в середине холла.

– Я стих расскажу! - сообщила она публике. Мы зааплодировали.

– Там полировка, - Катя предупредила Шишкино желание встать на столик.

Приподняв ногу, Шишка посмотрела на ребристую подошву своего правого ботинка, потом зачем-то проверила и левый. На стол не полезла.

– Вот, слушайте… - сказала она и задекламировала:

Они заходят не спеша,

Садятся в круг и, не дыша,

Внимают ветру и огню,

Осенним страхам и дождю…

Здесь Шишка примолкла, но глядя на ее лицо, казалось, что она продолжает читать про себя. Пропустив примерно строфу, она закончила совсем загадочно:

Мне их не видно, им - меня,

Мы днем ждем ночи, ночью - дня,

Так будет год, затем - покой:

Я стану ими, они - мной.

Она поклонилась. Мы снова зааплодировали. Брубер, хлопавший громче всех, покрикивал "браво-браво".

– Кем же вы станете, Шишка? - спросил он, когда умолкли аплодисменты.

– Стих был про моролингов, - ответила Шишка, тушуясь. Она отошла к окну и села на пол, скрестив ноги. - Профессор, ваша очередь!

– Неужели моя? - излишне бодро уточнил Цанс. - Полагаю, от меня тоже ждут что-нибудь о моролингах…

– Не надо, профессор. О моролингах расскажу я!

В первое мгновение никто не понял, кто это сказал.

Говорил Бенедикт.

– Опять прорезался, - ухмыльнулся Виттенгер. - Валяй, рассказывай. - И, спохватившись: - Погоди, это случайно не чистосердечное признание? Надо записать…

– Нет, инспектор. это не признание, - огорчил инспектора Бенедикт и ни с того, ни с сего спросил:

– Прием пищи все закончили?

– Вы собираетесь рассказать нам что-то неудобоваримое? - прозорливо предположил Брубер.

– В определенном смысле - да. История, точнее, первобытный миф, который я собираюсь рассказать вам, не входит в разряд застольных. Я реконструировал его по записям Спенсера и еще по нескольким источникам. Как вы, наверное, поняли, миф сочинили моролинги. Сочинили его в те времена, когда они еще не назвались моролингами. Иными словами, миф принадлежит индейцам-кивара из клана шелеста листвы. Но европейцы услышали его от кивара-муравьедов, поэтому в отношении данного мифа установление авторства является отдельной проблемой, весьма непростой. Например, Спенсер считает, что…

– Бенедикт, вы тянете время, - сказал Рунд тоном экзаменатора.

– Разумеется, тяну, - не растерялся тот. - Должен же я припомнить все детали. Ладно, на ходу сообразим. Итак, случилось это в давние-давние времена, когда Земля была еще совсем молода, как и люди, заселявшие ее в то далекое время. Ветер, в частности тот, из-за которого шелестела листва, тоже был молод, поэтому часто путал север с югом, а запад - с Луной. И вот, однажды, когда он снова потерял дорогу, его занесло на Луну, где жили демоны. Вместе с собою ветер занес на Луну множество земных запахов, незнакомых демонам. Например, запах пива из клубней маниока. Пива, как вы понимаете, у демонов не было. Занес он еще много разных земных запахов, и среди них был тот, который заставил демонов позабыть об их демонских делах, собрать вещи и полететь туда, откуда прилетел ветер, то есть - на Землю. Демоны спустились на Землю и пошли на запах. Шли они шли и пришли в одну деревню, где жили индейцы. Мужчин в деревни на тот момент не было - они ушли на охоту. Женщины, дожидаясь мужчин, терли крахмал из сердцевины пальмы, чтобы испечь лепешки как раз к приходу своих мужей.

Надо сказать, что демоны никогда не видели настоящих женщин, и вот почему. Великая Праматерь, породившая всех людей, сначала породила демонов. Их родилось десять штук, они были злы, капризны и неблагодарны, и Великой Праматери они не понравились. Поэтому она сослала их на Луну, а только потом породила людей, то есть мужчин и женщин. Демоны несколько раз пытались сами создать себе женщин. Они лепили их из лунного песка, который на Луне в изобилии. Женщины получались не слишком красивыми и очень недолговечными, поэтому мы сейчас видим на Луне столько кратеров…

– Одну секунду, - прервал рассказчика Цанс. - Бенедикт, если вы собираетесь включить эту легенду в вашу диссертацию, то у оппонентов обязательно возникнут вопросы. Во-первых, откуда индейцы узнали про кратеры. Я полагаю, это поздняя вставка - вполне в духе Спенсера, и вам не следует ее оставлять, как оригинальную. Во-вторых, что за женщин лепили демоны из лунного песка, если они никогда женщин не видели. В-третьих, почему от женщин, какими бы они не были, должны остаться кратеры?

Бенедикт вежливо кивнул своему научному руководителю, как бы соглашаясь с его доводами, кашлянул и ответил:

– Отвечу по порядку. Сначала о кратерах. Разумеется, индейцы не называли кратеры кратерами. Остатки демонских женщин они назвали "сумайи-гломаватло-чебуге-акубуге", то есть нечто "пятнисто-кроглое-на-круглом". Если это не кратеры, то я не Бенедикт, и мы не на Ауре. Разнообразие кратеров наводит на мысль, что демоны пробовали лепить женщин самых разных размеров и форм - это ответ на второй и третий вопросы.