Марина Дяченко - Самум

Ирина бросилась в море. Брызги взлетели лениво, тяжело, всплеск прозвучал глухо. Саундер смотрел, как она плывет, явно красуясь, широко взмахивая руками, струясь вдоль поверхности, как шелковая нитка в канве. Что-то происходило с этой женщиной, что-то очень важное и трудное, именно в эти часы, минуты, сейчас.

Он вспомнил инспектора с его свинцовым выражением лица. Что нам инспектор? Даже если губернатора погонят – он, Саундер, будет нужен его преемнику. Чтобы закупать дерновое покрытие, контролировать температуру в жилых помещениях, устанавливать графики дежурств, утверждать отпуска, устраивать разносы и самому получать по шее от начальства… И по первому требованию исполнять особые поручения: развлекать инспекторш, например. У которых кризис в личной жизни.

Ирина тем временем обернулась к берегу, замахала рукой, и радужные брызги полетели веером:

– Саундер? Вы будете купаться?

Он заколебался на долю секунды. Нет, это слишком.

– Нет. Я не хочу.

– Такая вода! Такое удовольствие! – она смеялась. Вся усталость, скованность, напряжение слетели с нее в этот момент, и женщина казалась двадцатилетней.

– Я знаю, но… Я просто не хочу.

– Вам же хуже!

Она нырнула, блеснув круглыми ягодицами.

Беда в том, что я совершенно не понимаю свою роль в этом деле, подумал Саундер. Губернатор отправил меня, потому что я молодой и «выгляжу привлекательно». Входят ли в программу экскурсии плотские радости? И как отнесется к этому инспектор? И неужели я, леший побери, гожусь на эту роль?!

Он скептически поджал губы. Нет, конечно, губернатор имел в виду только то, что сказал: прогулка, развлечения, легенды. Губернатор не мог знать некоторых нюансов, существующих между инспекторшей и ее инспектором. Да и нюансы эти, судя по всему, обнаружились совсем недавно, может, пару часов назад.

Женщина вынырнула и поплыла вдоль берега в ритме вальса, раз-два-три, сверкая попеременно мокрым затылком, бедрами и пятками. Саундер сел на песок, скрестив ноги.

Ни краба не водилось на этом побережье, ни рыбешки, ни единой медузы. Водилось два каких-то невероятных микроорганизма, приспособившихся к жизни в кислоте, но никак не умеющих скрасить человеку его одиночество. Ни птицы не показывалось в небе над цветными барханами, ни змейки не струилось в песке. Саундер давно привык, но иногда ему снилось море с чайками и дворик с назойливыми воробьями; его родители участвовали в национальной программе «Демовзрыв», но вместо пятерых детей сподобились родить только одного. Тогда их вышибли из проекта, отселили с космической станции, и Саундер провел детство в квартире бабушки, в тесноте и шуме приморского городишки, в полнейшем счастье и прекрасных мечтах.

Вернуться бы в те времена.

– Саундер?

Инспекторша царственно выходила из воды. Ее короткие волосы торчали ежиком, открывая великолепие шеи и линию ключиц, единственная длинная прядь небрежно падала на лицо. На гладком теле не было ни волоска; Ирина шагала, глядя Саундеру в глаза, и он задумался на секунду: она в самом деле провоцирует? Или, привыкший к консервативным нравам Ириски, он принимает за эпатаж естественное поведение свободной женщины?

Две тени, прилипшие к пяткам инспекторши, струились по оранжевому песку: покороче от Пса, подлиннее от Щенка. Саундер торопливо поднялся навстречу.

– Я приму душ в этом… вертолете, хорошо? – Женщина небрежно поправила длинную мокрую прядь.

– Конечно. Массаж, терморегулятор, панель ароматов, интуитивно понятное управление…

Она улыбнулась, не двигаясь с места.

Высокая, ростом почти с Саундера, она смотрела теперь с неприкрытой дерзостью. Капли воды скатывались по ее коже, и каждая, преломляя свет Пса и Щенка, мерцала зеленой или желтой искрой. Длинная прядь пересекала губы.

Саундер обнаружил, что дышать трудно.

Поднял руки, коснулся мокрых плеч, потянулся к губам. Все это в воображении; стоял неподвижно, зная, что через секунду поднимет руки, коснется плеч, потянется…

Длинная прядь, влажная, мягкая, покачивалась у ее лица на едва ощутимом ветру.

На ветру !

Исчезла женщина, исчезли ее губы, грудь, маленькие розовые уши. Саундер смотрел на прядь; Ирина перестала улыбаться:

– Что с вами?

– Все отлично, – сказал Саундер.

– Я что-то не так делаю?

– Нет, все хорошо. Идите в душ, пожалуйста. И плотнее закройте дверь блока.

После коротенькой паузы она повернулась и пошла к транспорту, на ходу подобрав комбинезон и шляпу. Саундер послюнил палец; никакого ветра быть не могло, тем не менее вот оно: еле заметный, нарождающийся поток воздуха коснулся влажной кожи и остудил ее. Мерещится?!

Купюра в пятьдесят реалов, которую он оставил сушиться на песке, вдруг шевельнулась. Медленно перевалилась на ребро, снова опрокинулась, потом вдруг завертелась волчком, открывая то Будду, то храмы и пальмы на другой стороне. Саундер хотел наступить на нее – но купюра вдруг взлетела, не переставая вертеться, высоко в небо и оставила на песке две тени, мутнеющие с каждой секундой.

…Когда он ворвался в кабину, женщина уже скрылась в душевом блоке и заперла за собой дверцу. Плотно, как и было сказано. Хорошо.

Он взобрался в пилотское кресло. Открыл метеосводку; на экране ничего не изменилось с того момента, как флаер покинул станцию. Даже часы не двигались и секунды застыли. Батюшки, да ведь у нас висит система…

Саундер отдал команду на перезагрузку. Вытащил коммуникатор. На пульте мигала красная лампочка.

– Борт ноль-шесть, вызываю центр…

– Борт ноль-шесть, где тебя носит?! Возмущения на Щенке! Штормовое предупреждение по всему южному полушарию!

– Возвращаюсь на станцию, – Саундер сглотнул.

– Немедленно! Чтобы сейчас был здесь, так тебя растак!

Диспетчер был взвинчен, его голос трещал, перекрывая атмосферные помехи. Саундер спрятал коммуникатор и перевел дыхание; возмущения на Щенке случались на его памяти дважды, всякий раз – внезапно. Похоже, инспектор застанет интересное зрелище; хорошо это или плохо для карьеры губернатора?

Он щелкнул по экрану, устанавливая связь с душевой:

– Ирина, я прошу прощения, мы вынуждены взлетать сию минуту. Пожалуйста, одевайтесь скорее.

Система тем временем перегрузилась. Саундер открыл экран с метеосводкой – и разинул рот; над пустыней Ириски черными жгутами тянулись области повышенного давления, ветвистой сетью расползались аномалии, и, что самое неприятное, большой грозовой фронт надвигался с северо-востока.

– Ирина, я прошу, скорее!

Щелкнула дверца душевой. Вошла инспекторша, чистая, сухая и отстраненная, как дорожный знак:

– В чем дело, Саундер?

– Нам надо возвращаться. Испортилась погода.