Александр Романов - Где-то у Проциона

– А мы не будем пользоваться переходной камерой, – сообщил тот.

Кремер тяжело вздохнул.

– Вот поэтому я и против, – сказал он.

Вадим ничего не понял.

– Ну, мне кто-нибудь объяснит? – спросил он недовольно.

– Терпи, Димка, – неожиданно проявил сочувствие Кремер. – Это и есть нестандартная адаптация. Ты ж пока так ни черта про нас и не знаешь. Вот всплыла очередная новость.

– И в чем же она заключается?

– В том, что Андрей Ильич хочет тебя через ноль переключить…

– Это как? – Лунину эта затея отчего-то сразу не понравилась.

– Это значит выключить у тебя в блоке комп, вынуть носитель из стойки, где он находится сейчас и переткнуть в ту, где находятся блоки "чердака", – пояснил Башкирцев. – Технически такая операция предусмотрена. Займет она где-то четверть часа. И комп сразу заработает на той же скорости, что и остальные в группе.

– Ну?

– Беда в том, что такое переключение связано с очень неприятными ощущениями…

– Какое, нафиг "неприятными"! – перебил Витька. – Это ж эквивалент клинической смерти! Только еще хуже!

– Но я тоже буду переключаться таким же способом! – заявил Башкирцев.

– Что вы себя с ним сравниваете! Кто вы – и кто он?…

– Погодите! – напомнил о себе Вадим. – Я ничего не понимаю! А как нас в чемодане-то тогда возили?

– Так там же нас никто не выключал! – напомнил Кремер. – Там время тормозили всего лишь в десять раз! А тут – полная остановка! Ты представляешь, что это такое? Абсолютная сенсорная депривация! Никаких ощущений – вообще. При том, что сознание у тебя останется.

– Ну и что? – спросил Лунин.

– Да свихнешься ты на хрен за эти пятнадцать минут! Вот что!

– Ну, Виктор! – возразил Башкирцев. – Это вся операция по перестановке займет пятнадцать минут. А реально время отключения составит что-то около минуты всего. Не наводи на Вадима панику! И никакая это не клиническая смерть…

– Охренеть, как утешительно! – заявил Витька. – Какая разница – минута или пятнадцать там, где никакого времени нет вообще? И добро бы у него хоть "рамка" была! Но он же вообще голый!

– Не преувеличивай. Минуту вытерпеть вполне можно – ты это прекрасно знаешь.

Витька безнадежно воздел брови и засопел, всем видом выражая неодобрение.

– А что – обойтись никак нельзя? – спросил Вадим.

Башкирцев сказал:

– Можно, конечно… Только с этой экспедицией следующий раз неизвестно когда будет. А я бы очень хотел тебя туда сводить.

Лунин посмотрел на Кремера, но Витька только вздохнул сокрушенно и покачал головой.

– Да что там хоть такое? – задал вопрос Лунин, уже понимая по прошлому опыту, что ответа не получит. Так и оказалось.

– Да если б можно было рассказать – стал бы я тебя туда тащить? Да еще прямо перед стартом? – посмотрел на него Башкирцев. – Но, конечно, силком я тебя не поволоку. Можешь отказаться. Но лучше бы тебе там побывать…

Вид при этом, что у него, что у Кремера был какой-то странно одинаковый. Несмотря на, казалось бы, явное разногласие – по разговору судя – похоже оба они хотели, чтоб Вадим побывал на этом самом "чердаке".

Вадим поизучал их пасмурные лица и со вздохом сказал:

– Ладно… Ведите. Вивисекторы…

Витька оказался прав.

Вадим убедился в этом почти сразу же, как только руки неведомого ему техника где-то там, в реальном мире остановили работу процессора.

Все просто исчезло.

Не осталось ни окружающего, ни самого Лунина.

Ни рук ни ног ни туловища. Даже пошевелить было абсолютно нечем.

Последнее почему-то особенно произвело на Вадима впечатление.

Причем не по причине отсутствия ощущения тела. Просто, собравшись было как обычно изречь самому себе что-нибудь по этому поводу, Вадим неожиданно обнаружил, что не может сделать даже этого. А в следующий момент сообразил, что и удивиться по такому случаю тоже не получается.

То есть удивиться-то, как раз получилось. А вот выразить это удивление – даже мыслью – нет. Отчего Вадим испытал весьма неприятный дискомфорт. Сродни впечатлению человека, увидевшего во сне, что он заживо похоронен, от этого пробудившегося и обнаружившего, что – и на самом деле…

Кошмар, одним словом.

И кошмар этот продолжался целую вечность.

Ни много, ни мало.

А потом вечность схлопнулась. Превратилась в точку, в ничто, в ноль, стала еще меньше и начала расширяться обратно до бесконечного размера. Вокруг разлетались во все стороны элементарные частицы. От скорости превращаясь в звезды и галактики и собственной тяжестью разверзая бездну, куда рушилось все, в том числе и продолжавший оставаться лишенным подвижности Лунин. И это тянулось еще одну бесконечность времени. А затем снова вывернулось наизнанку. И понеслось по новой – неизвестно куда, неизвестно зачем, неизвестно как.

Лунина волокло, вертело и швыряло как щепку в водовороте. И при этом умудрялось как-то сохранять абсолютный каменный покой. Сколько раз его схлопывало до состояния точки и размазывало по вселенной – он не мог бы сказать даже под пыткой. Да и кто он сам такой – тоже. Он не помнил ни имени, ни фамилии, ни планеты Земля. Он – просто был. Или не был – когда схлопывался. А потом был снова. И снова – не был. И это было непереносимо…

Все кончилось совершенно внезапно.

По глазам ударил свет, что-то пронзило тело – раз, другой… И Лунин вдруг понял, что лежит на столе томографа – как в день своего прибытия в этот мир – а над ним стоит Башкирцев с пустым инъектором в руке и бьет его по щекам (Лунина, не инъектор).

Лунин рывком сел.

– М-мать! – сказал он. – Что это было?

– Ничего, – ответил Башкирцев, отбрасывая шприц. – Чистая психика. Наши эскулапы называют это "дыханием вечности". Или "циклами Брамы". Сознание так реагирует на полное отсутствие впечатлений. Ты как себя сейчас чувствуешь?

Лунин покрутил головой, пошевелился, ощупал себя.

– Да вроде все нормально, – сообщил он. – Я здесь, а не на том конце Вселенной.

– Тогда вставай! У нас не так много времени, чтобы его попусту тратить.

Вадим слез со стола и огляделся.

Они и в самом деле находились в точно таком же помещении, в каком Кремер встречал Вадима после записи. Только саркофагов здесь было два, а не один, как прошлый раз.

– Пошли! – скомандовал Башкирцев.

Они вышли в коридор и так же, как и тогда, добрались до мембраны. Башкирцев шагнул в нее. Лунин – следом.

И окунулся в теплую черноту южной ночи.

Легкий ветерок нес запахи моря, сухой травы, земли… Над головой через разрывы облаков светила очень большая и яркая луна – уже усвоенный Луниным признак искусственной реальности: луна была больше в несколько раз, как и здешнее искусственное солнце и не имела на своей поверхности никаких признаков рельефа. Просто гладкий белый плафон. Где-то в темноте отчетливо и оглушительно стрекотали цикады.