Александр Романов - Где-то у Проциона

Правда, как быстро выяснилось, не окончательную. Поскольку в 1976 орбитальный блок станции "Викинг" сфотографировал "марсианского сфинкса". Чем вызвал к жизни новый виток "ксенологической лихорадки". Больше похожий уже на форменную истерику, если не на шизофрению: надо было отличаться весьма конкретным складом психики, чтобы второй раз подряд наступить на те же самые грабли. Но энтузиасты Великой Марсианской Культуры оказались именно таковы. Двадцать лет с упорством, достойным лучшего применения они занимались толкованием игры теней на некачественном снимке, высасыванием из пальца все новых и новых подробностей, возвели методом компьютерной реконструкции на равнине Сидонии гигантский некрополь, какой не стала бы сооружать в здравом уме ни одна цивилизация… И все эти немалые труды кончились просто до неприличия тихим пшиком, когда в 1998 году "Mars Global Surveyor" сфотографировал, наконец, пресловутого "Сфинкса" с нормальным разрешением…

– Удивительно… – заключила Анжелика, выслушав эту краткую лекцию. И Лунин невольно вспомнил анекдот про то, что женщины бывают прелесть какие глупенькие и ужас какие дуры. Честно сказать в данном случае он затруднился бы поставить диагноз. Свое дело "испанская красавица" знала. И знала, видимо, неплохо… Так что здесь, возможно, имел место третий вариант – ужас какая глупенькая. Или четвертый – прелесть какая дура. Смотря как посмотреть, надо полагать…

Впрочем, ничего чрезвычайного в данном сочетании не было. Вадиму неоднократно встречались вполне грамотные женщины с высшим образованием, способные, тем не менее, удивленно спросить что-нибудь вроде: "А Гавайи – это что?" Или: "Аляска – это где?" И поделать тут, видимо, было ничего невозможно…

Красный диск планеты, между тем, занял уже всю переднюю полусферу. Перестав быть видимым целиком и превратившись в колоссальный полукруглый горб с неясными пятнами рельефа. И Анжелика тут же подтвердила уже сложившееся у Вадима о ней мнение, заметив:

– Но мы ведь куда-то мимо летим!

Хотя отказать в наблюдательности ей было нельзя…

– Разумеется, мимо! – тут же подал голос Семенов, назначивший себя в гиды. – Мы же иначе разобьемся…

– Но как тогда?…

– Ну нам же нужно затормозить сперва – прежде чем садиться на планету! – пояснил Генрих. – Для этого мы используем атмосферу Марса. Как первые орбитальные спутники. Ты же слышала, наверное, что они совершали торможение в атмосфере?

– Да, – Анжелика кивнула. Но как-то уж очень решительно. Вполне возможно, что она и в самом деле чего-то слышала. Когда-то.

– Ну вот и мы точно так же: войдем в атмосферу и будем лететь в ней, пока не затормозимся о воздух до безопасной скорости…

– Но почему мы в сторону сворачиваем?

– Так толщина атмосферы Марса чуть больше сотни километров! А нам для торможения нужно пролететь несколько тысяч! Вот мы и зайдем на Марс сбоку – параллельно его поверхности – и так и полетим. А вертикально мы просто воткнулись бы сразу в грунт и расшиблись в лепешку!…

– А мы не промахнемся?

Семенов взвалил на себя, конечно, ту еще работенку. Поскольку требовалось объяснить примерно на уровне – без преувеличения – дошкольника весьма сложную схему посадки с аэродинамическим торможением на планету со слабой атмосферой на скорости в четыре раза превышающей местную вторую космическую… Да еще с задачей припланетиться не абы где придется, а в конкретном районе, да с допустимым отклонением по меридиану не более нескольких километров!

Все должно было происходить не совсем так, как рассказывал Генрих. Хотя в целом, и для неподготовленного слушателя, он излагал верно.

Но, например, из курса подготовки Вадим запомнил, что даже полет прямо на планету, которым Семенов пугал Анжелику, мог быть вполне возможен для НЕПИЛОТИРУЕМОГО аппарата – каковой они сейчас из себя и представляли. По причине разреженности марсианского воздуха даже вертикальный вход в атмосферу не давал перегрузки больше 50 G. Правда, у поверхности все равно пришлось бы воспользоваться парашютом или двигателем мягкой посадки: спускаемый аппарат просто не успел бы погасить всю скорость на коротком участке – тут Генрих не соврал. Но сесть можно было.

Проблема состояла в другом. Примарсианиться нужно было на той же приблизительно долготе, что и у Сфинкса – где лежал "Пегас" – но при этом умудриться попасть точнехонько на границу северной полярной шапки! Это требовалось из-за технологических характеристик нанозавода, которым, собственно, и являлся весь посадочный модуль: для развертывания в полноценную долговременную базу ему нужна была вода, а где ее можно было гарантированно взять в нужных количествах, если не с ледового щита?

Одним словом, баллистический спуск не подходил. Посадка должна была быть управляемой и с очень высокой степенью точности.

В связи с этим баллистики еще на Земле выбрали довольно заковыристый вариант, для которого, как подозревал Вадим, и потребовался в качестве пилота Саитгиреев – истребитель, собаку съевший именно на аэродинамических маневрах в околоземном пространстве.

Посадочному отсеку была придана форма, в точности соответствующая той, что имели спускаемые аппараты кораблей "Союз" – всем известной "фары". Обладая на гиперзвуковых скоростях аэродинамическим качеством равным 0,3, марсианский блок "Ореола" таким образом мог совершать управляемый спуск с возможностью маневра как вдоль, так и поперек траектории.

Но и это было еще не все.

Дополнительно осложняли дело вдвое меньшие в сравнении с Землей размеры Марса и в два с половиной раза меньшая сила тяжести. Из соображений же энергетической выгоды вход в атмосферу запланирован был на скорости в двадцать километров в секунду при величине второй космической всего в пять. И первой космической – или круговой – каких-то и вовсе жалких трех с половиной. Произвести торможение и точный спуск сходу в заданную точку при таком раскладе было абсолютно невозможно.

Поэтому посадка должна была выполняться следующим образом.

Выведенный "Ореолом" на нужную траекторию посадочный блок после отделения двигался по инерции, постепенно, по мере приближения к планете, боковыми коррекциями нацеливаясь в край видимого марсианского диска в районе Южного полюса. Выверив таким образом направление полета с расчетной осью "коридора входа" – как называлась разница между максимальной и минимальной допустимыми высотами входа в атмосферу – блок разворачивался в положение "днищем вверх" под определенным отрицательным углом атаки и в такой "неклассической" позе влетал со всей дури в газовую оболочку Марса.

В этом маневре был весь смысл выбранной схемы.