Евгений Панаско - Десант из прошлого

В самом деле, это было слабое место моей версии, однако странным образом я чувствовал, что все-таки возможно и такое приложение бешеных сил режима свергнутых. Ведь был уже Большой путч, ведь уже было испробовано все, чтобы затормозить повсеместно идущие процессы демократизации. Остается последнее – жест отчаяния…

Несколько сбивчиво я изложил эти свои соображения. Шеф усмехнулся.

– Ну и что? – сказал он. – Ну даже если и так, будет ли нам от этого холодно или жарко?

Мне не понравилось равнодушие шефа. Впрочем, мне многое не нравилось в нем, так что я не стал особенно об этом задумываться, тем более что мне было выдано благословение на дальнейшее продолжение дела по предполагаемой версии. Шеф посоветовал встретиться с начальником отдела безопасности ИАВ – Цветаном Димчевым. Я вспомнил: при моем вчерашнем визите в ИАВ с экскурсией он представился как начальник отдела кадров.

Он встретил меня в том самом огромном зале, где собирались экскурсанты. В зале на сей раз не было никого, только так же светились громадные портреты темпонавтов.

– Вот вам пропуск, – сказал он, вручая мне радужную прямоугольную карточку, – он действителен трое суток. Помнится, вы в прошлый раз приходили с экскурсией…

– Да, – сказал я, – начало посмотрел. Роботы ваши весьма эффектны.

– Балаган… – проворчал Димчев. – Но машины действительно стоящие. И в прямом и в переносном смысле. Знаете, что один подобный робот дороже, чем, допустим, обходился в свое время бомбардировщик В-1? Для темпонавта это первый помощник. И, заметим, продолжатель его дела. Ведь темпонавт, отправившийся в прошлое, проживет там, активно работая, пятьдесят, максимум – шестьдесят лет. Сделать можно, конечно, очень и очень многое. Но достаточен ли будет этот импульс, чтобы перевести развитие общества на другие рельсы? Робот будет продолжать политику в течение еще ста пятидесяти – двухсот лет. Сейчас социологи считают, что такой срок вполне достаточен для радикальной модернизации мира. Боюсь только, что этих прекрасных помощников нас могут лишить…

– Как это лишить? Средств не хватит?

– Дело не в средствах. Как говорится, происки оппозиции, – сообщил Димчев, невесело усмехнувшись. – Вскоре вопрос будет вновь поставлен на обсуждение ассамблеи. Оппозиция добивается нового всемирного референдума. Но и без него могут добиться официального запрещения роботов. Они-де дают слишком большие возможности. Мир становится полностью беззащитным. Воля темпонавта превращается в сверхволю, сверхволя ведет к сверхвласти. И тому подобное. Под реальной угрозой уже находятся все программы одиночных запусков, кроме, конечно, ближайшего, уже утвержденного.

Димчев указал на ближайший слайд:

– Так, например, ушел в прошлое Юджин Крэфт. Ушел в пятнадцатый век в одиночку по программе «Летописец». Кроме системы личного жизнеобеспечения, с ним была только тридцатитомная всемирная история и запасы бумаги. Роботов-«оборотней» в нашем распоряжении еще не было. Он рассчитывал прожить восемьдесят – сто лет и подготовить последователя. Идея программы – донести всю информацию, как привнесенную из нашего мира, так и накопленную за шесть столетий, до момента, когда в том, «его» мире, к двадцать первому веку, будет создана теория архитектуры времени и установка, аналогичная нашей. Тогда с ее помощью вновь уйдет в пятнадцатый век темпонавт-летописец – последователь или, быть может, потомок Крэфта, с аналогичной задачей. Таким образом, некоторая энная цивилизация получит колоссальный фактический материал по флуктуации исторических процессов. Наша наука, что понятно, может решать эти проблемы только лишь умозрительными методами…

– Прошу прощения за невежество. Что такое эксперимент «Критерий истины»?

– Ну, это еще из эпохи первых дискуссий, – оживился Димчев.

Я рассказал ему, что профессор Компотов считает, будто эксперимент уже имел место и мы живем во вторичном мире.

– Так считают даже некоторые специалисты, – объявил Димчев. – Однако это опять чисто умозрительный спор. Дело в том, что…

Рассказывая, он подошел к знакомой стене с часами, и бронированные двери разошлись. Димчев показал мне, куда вставлять радужную карточку пропуска, затем мы оба прошли идентификацию – да, меры контроля были строгие! – и пока шли потом по бронированному коридору, Димчев сообщил, что коридор интроскопируется, с оружием, например, пройти нельзя – и я отметил это автоматически, хотя совершенно не представлялось, чтобы у меня могла возникнуть необходимость появиться на территории ИАВ с револьвером. Честно говоря, не очень-то я люблю носить оружие без дела.

– …Так вот, – возвратился Цветан к эпохе первых дискуссий, возникла любопытная мысль. Если мы из века двадцать первого можем путем запуска темпонавта или просто любой полутонной массы сотворить новый мир, то не значит ли это, что и наш мир был создан когда-то из какого-нибудь века двадцать второго – двадцать третьего? Довод о том, что теория архитектуры времени была разработана как бы на наших глазах, мало что значит. Во-первых, ну и что? Она могла быть разработана совершенно так же, как и в первичном мире. И в этом случае вопрос о первичности совершенно неразрешим. Во-вторых, у нас нет никаких веских доказательств того, что мы действительно в настоящий момент существуем. Да-да! Очень может быть, что и нет. – Цветан засмеялся, взглянув на меня. – Ведь новосозданный мир собственной историей, вообще говоря, обладает только с момента его «отливки». Остальное – всего лишь информация, запечатленная в КМС. Чтобы принять или отвергнуть этот тезис, поскольку он уже родился, необходимо это показывает теория – провести следующий эксперимент: запустить темпонавта не в отдалённое прошлое, а в момент, отстоящий от настоящего не более чем на одну стомиллионную долю секунды. Темпонавт должен тогда или появиться, или не появиться в нашем с вами мире. Если он не появился, значит, наш мир первичен, а если вдруг рядом с установкой внезапно возникает темпонавт, тут и станет ясно, что ни-че-го до этого момента не существовало, что вся предыдущая память – это память другого мира. Вообще говоря, – пожал плечами Димчев, – здесь раздолье для философов, а практически я не вижу разницы, какая во мне бродит память: первичная ли, вторичная…

Мне стало любопытно.

– Цветан, вы сказали – внезапно возникает, рядом… Почему рядом? А не в том самом участке пространства, где уже находится наш темпонавт? Или, к примеру, в бетоне, окружающем установку?

Димчев улыбнулся снисходительно.

– Вы напрасно не побывали во время экскурсии в кинозале. Этот вопрос задавал раньше каждый второй посетитель. Теперь всем крутят мультик, более-менее доступно разъясняющий суть. Оказаться в чьем-то теле, в бетоне, в дереве темпонавт не может по той самой причине, что для него места в том, новом мире вообще нет. Поэтому он появляется в новой вселенной – вместе с определенным объемом дополнительного пространства… Место он приносит с собой! Вы не занимались топологией?.. Ну вот простейший пример. Предположим, мы – точки, сплошь покрывающие пространство обитания – плоскость или поверхность определенной кривизны. Для того, чтобы разместить на этой поверхности еще одну точку, привнесенную извне, места нет. И новая точка появиться может только в том случае, если мы изменим локальную кривизну пространства… То есть, в этом примере, на поверхности вздуется бугорок, пространство как бы растянется… и между точками, только что стоявшими сплошь, вместе с образовавшимся местом появляется гостья…