Яна Дубинянская - Козлы

Стадо прибыло ко мне раньше, чем престарелая пастушка, — и пришлось отскочить от забора в непролазный мрак. Один козел, громадный и лохматый, выставил рога в мою сторону и совсем оторвался было от коллектива, когда бабуля троекратно окликнула его, Бусика. Ничего себе Бусик! Я на всякий случай отступила ещё на пару шагов и тут заметила, что старушенция дальше не идет, а колдует над засовом той самой калитки!

Возвращаться туда было боязно.

— Тетенька! — позвала я, перекрикивая нестройное меканье. — Скажите, а Твер…

Она обернулась, и я так и замолчала с раскрытым ртом.

Лампочка над номером дома очень неплохо подсветила сбоку её лицо. Темное, сморщенное, с обвисшими брылами по бокам невидимых губ, с малюсенькими кабаньими глазками и нависающим лбом. Да-да. Только черный платок вместо вязаной шапочки.

— А ты кто такая?! — гавкнула твердолобовская мать. — Иди, иди отсюда! Развелось тут…

Ничего себе…

Нет, я понимала, что нужно подойти к ней и нормально объяснить, кто я такая и откуда, — но там же толпилось стадо во главе с громадным Бусиком! Орать через всю улицу как-то не очень… и до бабки, ясно, все равно не дойдет. Но почему Твердолобый ей не сказал?.. Кто он после этого?!..

Я тупо стояла посреди пыльной ухабистой дороги имени Ленина. Последние козы одна за другой ныряли за калитку. Сейчас Твердолобиха её захлопнет — и все.

Она как раз это делала, когда я вдруг завопила не своим голосом:

— Вась-Ильи-и-и-ич!!!

Старуха обернулась. По вытянутой шее было видно, что она старается меня разглядеть. В щель недозакрытой калитки протиснулся великовозрастный козленок, резво шмыгнул в сторону, и бабка погналась за ним, причитая «Цыган-Цыган-Цыган».

И тут появился Твердолобый.

Кажется, он опознал меня сразу, несмотря на темень и близорукость. Бросаясь вперед, столкнулся с Цыганом, подпрыгнул на полметра, сдавленно взвизгнул, — а в следующую секунду потными лапами шарил по моей груди.

Вот тут я вконец офонарела. Так, что даже не издала ни звука.

Звук издала Твердолобиха.

— Васенька?!!..

— Где вы пропадали, Лиза?! — между тем сварливо начал Твердолобый. — Я думал, вы уже не приедете. Я начинал волноваться! Я…

Волновался он! Дал бы денег на такси, раз такой нервный! Я разозлилась и совсем уже созрела двинуть его по лапам, но он вовремя убрал их сам. В шею больно врезалась цепочка, и я сообразила наконец, что именно Вась-Ильич искал за воротом моей футболки.

Оберег. Твердолобый истово стискивал змейку в кулаке, — а что я при этом извернулась буквой «зю», его, понятно, не заботило.

— Васенька… — ещё раз ахнула над ухом старуха.

Ее сынуля соизволил, наконец, меня отпустить.

— Познакомься, мама, — сказал он, — это Лиза, она будет помогать тебе по хозяйству. Я нанял её на месяц. Работящая девушка!

Ага, ухмыльнулась я. Послушали бы вы моего батю — насчет «работящей девушки»! Кабаньи глазки Твердолобихи с подозрением блеснули в темноте. Похоже, она и сейчас за милую душу с ним бы согласилась.

Впрочем, все это было мне тогда по барабану. Желаний у меня имелось ровно два. Надо объяснять, каких?

… Нормальную еду Твердолобиха зажала: они, мол, с Васенькой уже поужинали. Расщедрилась на чашку козьего молока и пару черствых плюшек. Молоко я с детства ненавижу — любое, кроме сгущенки! — но прожевать плюшки без запивачки не получалось. Старуха тут же отправилась дрыхнуть, Твердолобый давно храпел на весь дом: качать права было не у кого, а лазать по чужой хате в поисках воды я не решилась. Так и завалилась спать голодная и злая.

Козлы они все!..

Постелили мне, как было торжественно объявлено, в мансарде, — а вообще-то на чердаке. Шерстяное одеяло в прорехах, без пододеяльника, с вечера показалось чересчур теплым для лета. Но под утро я заледенела так, что боялась шевельнуться, только стучала зубами и безуспешно пробовала подоткнуть под себя края дырявой шерсти. И уже не спала, когда снизу послышался скрип ступенек, охи, вздохи и причитания.

Но все равно: вот так сдергивать с человека одеяло!!!..

— Вставай, — скомандовала Твердолобиха. — Я пошла доить, а ты натаскай воды, возьми в сенях таз с очистками, сделай пойло, принеси в хлев. Вернешься, вымоешь везде полы, пока Васенька не проснулся. Дальше я скажу, что делать. Поняла?

Я хлопала глазами и не могла различить в предрассветной мгле её лица.

Где-то прокукарекал петух.

Свежий ветерок с моря не понравился Твердовскому с самого утра, когда тюлевые занавески на маленьком окне его спальни взметнулись к потолку и осели на цветочных вазонах. Завтракая в летней кухне, он с тревогой поглядывал за окно: по картофельным грядкам бродили ритмичные волны. Среди ботвы маячила согбенная фигура Лизы, собиравшей колорадского жука. Белые перья её крашеных волос тоже неприятно трепались по ветру.

И все же он не сдался. Водрузил на плечи акваланг, ружье и рюкзак с гидрокостюмом и снедью. Мать, как всегда, в последний момент вспомнила о каких-то забытых пирожках, и пришлось опускаться на корточки, чтобы не снимать с плеч громоздкое сооружение. Краем глаза он видел, что она засунула в рюкзак ещё и пакет крупных персиков. Через десять минут они превратятся в мерзкое желе, и хорошо, если сок не пропитает насквозь кальсоны и свитер… но Василий промолчал.

Теперь, когда он вышел к морю, ничего другого не оставалось — только вынуть эти персики и, сощелкивая по ветру клочья мохнатой шкурки, зло набивать рот сладкой сочной мякотью.

Самые худшие опасения оправдались.

От берега до горизонта резали глаза сверкающие спины громадных волн, увенчанных белыми гребнями. Подножие Медведь-горы тонуло в полосе прибоя. А над скалой, с которой он обычно — ещё вчера! — начинал погружение, периодически взрывались высоченные веера пенных брызг.

Пять баллов минимум, — с немой досадой оценил Твердовский. Сбросив рюкзак, акваланг и ружье на жухлую траву, он все-таки подошел к краю обрыва. Там, где вчера четко вырисовывались под водой очертания камней, сейчас бурлил немыслимый водоворот из пены и бурых обрывков водорослей. Василий запульнул туда персиковой косточкой: она исчезла быстрее, чем он смог уследить. Тем временем подкатила очередная волна; он был уверен, что успеет отскочить, но брызги взлетели на этот раз особенно высоко, и холодный водопад окатил Твердовского с ног до головы.

Погружения сегодня не будет. Он уже давно понял это — но повторил себе снова и снова, мазохистски усмехаясь. Если бы хоть Энвер согласился вывезти его в море на лодке… вряд ли. Рыбацкие скорлупки нынче тоже обсыхают на берегу…

Тут он вспомнил о своих вчерашних подозрениях относительно Энвера. Сейчас они уже не казались настолько зримыми — во всяком случае, сильно уступали в реалистичности пятибалльному шторму. Кто знает, может, и не у всех татар черные ауры и враждебные астралы… Кузьмич мог бы проверить рыбака и сказать, безопасно ли общение с ним.