Александр Рыжов - Земля Тре

Слева по борту выныривали из дымки и снова терялись маленькие каменистые островки. Волны не катились, а вздувались пологими буграми и тут же опадали.

- Тихо как... - прошептал Алай.

- Не верю в тишину, - отозвался Глеб. - Теперь уже не верю.

Словно в подтверждение этих слов, пронзительно закричала чайка. Ушкуй подбросило на волне.

- Не шторм ли начинается? - Коста зоркими глазами всмотрелся в горизонт. - Совсем некстати.

Но горизонт был чист - ни облачка. Да и море вокруг по-прежнему выглядело спокойным - ничто не нарушало ритмичности глубоких вдохов и выдохов.

- Почудилось, - сказал Глеб и едва устоял на ногах, потому что тряхнуло так, что с Ильи за борт свалилась шапка.

- Ото!

Палуба заходила ходуном. Ушкуй, скрипя всеми своими частями, приподнялся над водой, будто под ним внезапно вырос земляной горб, и рухнул вниз, взметнув в небо гигантский сноп соленых брызг.

- Держись!

Глеба припечатало к палубе. В голове вспыхнули и завертелись радужные круги. На какое-то мгновение он оглох, но вскоре сквозь наполнивший уши монотонный шум прорвался крик Косты:

- Савва!

Савва бултыхался в море, тщетно стараясь зацепиться за борт. Коста кинулся за веревкой. Илья с Алаем сидели на палубе, сдавив руками виски. Пяйвий, стоявший возле мачты и потому удержавшийся на ногах, не дожидаясь команды, потянул за канат, привязанный к парусу.

Корабль остановился. Савва, сделав два-три сильных гребка, подплыл ближе и поймал брошенный Костой конец веревки. В этот момент ушкуй снова подпрыгнул, а из-под кормы, вдоль еще не разгладившейся струи, протянулась узкая пенистая полоса.

- Обвяжись! - крикнул Коста, свесившись за борт. Савва обмотал веревку вокруг пояса, непослушными пальцами завязал толстый узел. Коста, напрягшись, стал тянуть. На помощь подоспел Пяйвий, а потом и поднявшийся на ноги Глеб. Втроем втащили продрогшего Савву на палубу. Вода текла с него ручьями. Он не мог выговорить ни слова и в знак признательности молча протянул Косте мокрую руку.

- Смотрите! - раздался голос Ильи.

За кормой, саженях в тридцати, из воды вынырнула приплюснутая голова с огромной пастью, в которой торчало десятка два острых, как кинжалы, зубов. Коста присвистнул:

- Много диковин видывал... но такую!

- Морской змей... - пролепетал Пяйвий. Глеб бросился к мачте поднимать парус. Змей, поведя в их сторону крохотными, почти неразличимыми на черной лоснящейся голове глазами, скрылся под водой.

- От т-такой зверюги я бы д-держался подальше, - проговорил Савва, пытаясь посиневшими от холода руками стащить рубаху.

- Я бы тоже, - сказал Илья.

В море, в полупрозрачной глубине, извивалось гибкое тело. Глеб на глаз смерил его длину, и на взопревшей спине каплями холодной росы выступил пот. Над водой взлетел плоский, как рыбий плавник, хвост, и море содрогнулось от чудовищного удара. Ушкуй, легче пробки, вылетевшей из бочки с квасом, рванулся вперед. Парус, то теряя, то ловя воздушные потоки, полоскался, как большая тряпка.

- Поскорей бы убраться, - промолвил Глеб, не сводя глаз с бурунов, кипевших на том месте, где вращалась под водой громадная черная спираль.

- Просто так не отвяжется, - сказал Коста. - По всему видать, любопытный.

Змей стал ходить кругами, и море под ушкуем просело - вода стала втягиваться в широкую воронку. В руках у Глеба появился лук. Стрела прошила белую пену, ударилась в литую, без чешуи, без единой складки, кожу змея и отскочила, как от панциря.

- Бесполезно, - качнул головой Коста. - Тут и гарпуном не прошибешь. Разве что в глаз. Может, Пяйвий...

- Нельзя! - испугался Пяйвий. - Будет злой... Совсем плохо...

- Неужели его нельзя убить?

- Можно. У нас убивают.

- Как?

- Оллмэть.

- Оллмэть? - Глеб произнес чужое слово с осторожностью, будто пробовал незнакомый заморский фрукт. - Что такое оллмэть?

- Трава. Ее варить... мазать стрелы, копья...

- Отрава?

- Да. От нее все умирать - люди, звери... Даже змей.

- Где ж ее взять, твою отраву? - в сердцах проговорил Илья. - Вода кругом.

Море кипело со всех сторон. Круги, описываемые змеем, сужались, и ушкуй болтался на волнах, как игрушечный берестяной кораблик. Казалось, еще чуть-чуть, и от него останутся одни щепки. Жуткая пасть время от времени показывалась над клочьями пены, и отчетливо слышался лязг зубов-кинжалов.

Пяйвий стоял бледный как полотно. Глеб выхватил меч - что еще оставалось делать? И только Коста, спокойный, как всегда, сделал то, чего никто не ожидал: вынул из кармана новгородскую свистульку и, приложив к губам, дунул во всю силу могучих легких.

Свист получился воистину богатырским. У всех до одного заложило уши, а Глеб вспомнил сказку про Соловья Разбойника и подумал, что окажись поблизости трава - полегла бы вся. Даже волны на несколько верст вокруг испуганно присели, как шаловливые дети от родительского окрика. А змей, словно былинный Горыныч, которого хитрый Иван, подкравшись сзади, огрел по башке дубиной, замер и вылупил глаза - из игольных ушек они превратились в две большие оловянные пуговицы.

- Дошло! - крикнул Коста не без удовольствия. - А ну-ка еще разок!

В глазах змея полыхнуло фиолетовое пламя. Неведомая сила вытолкнула его из воды - окруженный алмазной россыпью брызг, он взмыл в небо, будто поверил, что у него, как у Горыныча, есть крылья, и, выгнувшись подковой, рухнул обратно. Ушкуй - ореховая скорлупа! - завертелся на месте, хлебая воду то одним, другим бортом. Водоворот потянул его вниз - в ледяную бездну. Парус затрепыхался, как дыхание в горле умирающего.

- Эх... ма!

Глеб упал на палубу, обхватив руками основание мачты. Почувствовал, как корабль, словно маятник, достигший нижней отметки, снова потянуло наверх. Р-раз! - и опять вниз... Р-раз! - наверх...

- Качели! - прохрипел распластавшийся рядом Коста.

Вдруг сумасшедшая пляска прекратилась. Море дрожало под днищем ушкуя крупной дрожью, но опасные колебания мало-помалу затихали. Держась за мачту, Глеб поднялся, шагнул на полусогнутых к борту. Ощущение было такое, что палуба может в любую минуту провалиться.

Волны за бортом невпопад всплескивали, раздавая друг другу незаслуженные оплеухи, но вода уже не бурлила. Глеб обшарил море глазами до самого горизонта - не покажется ли зубастая голова чудища? Пусто...

Подошел Коста, с усталым выдохом навалился грудью на борт.

- Ушел.

- Уплыл...

Глеб потрогал вскочившую на лбу шишку, повертел ноющей шеей.

- Все целы?

- Кажись, все.

Ушкуй со стариковским кряхтением выпрямился. Мачта, парус, снасти - все было на месте.

- Считай, дешево отделались.

- Пока дешево...

Впрочем, толку от уцелевшего паруса было немного. Когда вышли из Онежской губы, он бессильно повис на мачте - над морем воцарился мертвый штиль. Пришлось браться за весла. Садились по двое, сменялись через каждые полчаса. Ушкуй полз, как улитка по стеблю.