Ольга Чигиринская - Мятежный дом

Нет, сам капитан мог говорить, что он обыкновенный, и даже худший из худших и последний из последних – но Рэй-то без оптического прицела видел, что Дух ведет его. Он мог чувствовать слабость и усталость – как тогда, после первой встречи – но даже тогда Дух его не покидал.

Расставаясь с морлоками, Дик сказал, что на следующей пятидневке не придет: в Праздник Дождя у него назначено важное свидание.

– Говорить вам будет Порше Раэмон, – сказал он.

– А кто он такой? – фыркнул самый задиристый из молодняка. Дик осадил его одним взглядом и тремя словами:

– Он – это я.

На пути обратно в Салим Рэй осторожно спросил его:

– Сэтио-сама, вы уверены, что я справлюсь?

– Конечно, Рэй. По-моему, там, где справился я, справится кто угодно.

Рэй не находил в себе подобной уверенности. Он понимал теперь, что означает «нет пророка в своем отечестве»: то, что Дик не такой как все, морлоки принимали спокойно и безоговорочно. Он принадлежал к высшей породе людей, и к самым сливкам этой породы: капитанам и пилотам. Он показал себя настоящим туртаном. Он показал себя настоящим чудотворцем, заставив руку капрала Когтя онеметь. Всего этого Рэй не мог.

Они вернулись в Салим и поужинали, а потом Дик лег на спальник и заснул – в последний раз перед возвращением в Муравейник. Стояла жара и духота, Салим погрузился в тяжкую дремоту – и только Мария в круге света от лампочки перешивала какую-то тряпку для Ксаны. Рэй не мог спать. Он сел в ногах у капитана и задумался.

– Раэмон, – вдруг тихо позвала Мария. – Раэмон, сядь поближе.

Рэй пересел.

– Не хочется его отпускать, – признался он вдруг. – Тонет сердце. Как он там будет один?

– И как мы здесь будем одни, да?

Рэй, подумав, согласился. Мария вздохнула тяжело.

– Нам хорошо, когда он здесь. Уходит страх, и все кажется правильным. Как будто у нас появился хозяин.

– Не смей так говорить! – Рэй щелкнул хвостом о стену. – Сэнтио-сама никогда не…

И осекся.

– Да, он не стал бы, – кротко согласилась Мария. – Но мы стали. Даже ты… ах, неужели все это так глубоко в нашей крови?

Она опустила голову и по широкому крылу ее носа скатилась слеза. Рэй растерялся. Он не умел утешать женщин. Он видел, как это делают человеческие мужчины, но не знал, получится ли у него.

А с другой стороны – какого черта? Не получится так не получится, хуже никому не будет. Он придвинулся вплотную и обнял Марию за плечо, несильно прижав ее к себе.

– Ты права, дзё. Я только что думал, как… как будто я телохранитель, а он – мой хозяин.

– Да. Мы все были ничьи, все мечтали о хозяине. Рики-сама не устает повторять, что у нас только один хозяин, Иэсу-сама. Но мы ведь не видим Его, а Рики-сама мы видим…

Рэй присмотрелся к тому, кого они видели. Ему вдруг захотелось, чтобы Дик не спал, а только притворялся спящим и все слышал – это избавило бы его от необходимости объясняться. Но Дик спал, закинув одну руку за голову, а другой бессознательно придерживая Ксану, которая почти забралась к нему на живот. Если бы он бодрствовал, он бы дышал по-другому.

– Что мы будем делать, если он умрет? – продолжала Мария. – Мне страшно об этом думать, но я заставляю себя. Когда его нет, я заставляю себя думать, что он и не придет, и надо жить дальше. Ох, Раэмон, как это тяжело. Но если с его смертью все рассыплется – значит, мы остались рабами, как и были.

Эти слова ужалили Рэя. Она была права. Правее некуда. Но что делать?

– Он должен уйти, – совсем тихо сказала Мария. – Надолго. И не говорить, когда вернется. И вернется ли. Так надо. Скажи ему.

– Почему я?

– Ты был с ним дольше всех. Ты его к нам принес.

– Но тогда уж – и Том. И Остин, и Актеон…

– Ты первым понял.

– Нет, первой поняла ты. Это твое право.

– Я не могу об этом так просто говорить. Ты же видишь – я плачу.

– Вот и хорошо. Плакать не стыдно.

– И все-таки это ваше дело. Вы дольше были свободными, – Мария смахнула слезы и вернулась к шитью.

Рэю снова ничего не осталось, кроме как молча признать ее правоту. Да, они были свободными несколько лет. И если после этих лет он снова начал смотреть на Дика как на доброго хозяина – в том его собственная вина. Да, он считал себя ответственным за жизнь, которую спас с таким трудом. Но всю остальную ответственность он с легкостью сбросил на плечи… мальчика вдвое младше себя. Мария права. Нужно думать о нем иногда… как о морлочьем щенке. Очень резвом, отважном и умном для своих лет, но все-таки щенке. Рэй сделал над собой мысленное усилие – и подумал именно так.

Но тогда… Да, во-первых, он, Рэй, должен принять на себя ответственность за Салим. Что бы ни случилось с Диком, Салим должен жить, Слово должно звучать.

«Черт меня подери, я знаю, что скажу морлокам в следующий раз».

Пацана не было так долго, что Исия даже разволновался. Муравейник – такое место, где сгинуть легче легкого. Он попробовал отыскать гема по кличке Фродо – но, сколько ни носился по рабочим коридорам со считывателем, не встретил его. «Жучок», поставленный гемом, работал исправно, но пока не сообщил ничего интереснее итогов партии в покер на костях, которую расписали Декия с четырьмя дружками.

Он сунулся к Даллану – и обнаружил, что Даллан выбивается из сил в одиночку, а по окончании рабочего дня пьет с досады. Мальчишка бросил его. Разобиделся. Вытягивая из пьяного Даллана слово за словом, Исия узнал, что пацана звали в банду Нешер, что он отказался и вдобавок свалил от Даллана.

– Скажи лучше честно: ты сам перебздел и выпер его, – оборвал Исия пьяный монолог, полный жалости к себе.

– Я перебздел? – зашипел Даллан. – А ты бы не перебздел? Живу как собака, не знаю, кто меня завтра пнет – а тут эта… выруливает… сука. Вся в инопланетной шкуре. Ах-ох, у тебя такой верный помощник, ты бы платил ему побольше… и глаза щурит, кошка драная. Я грит, его в банду звала, а он не пошел… Все думаю, капец пацану и мне капец… Никуда я его не выпер, просто в лоб ему дал… Он сам ушел. Сукин сын.

– Даллан, – Исия слегка встряхнул его за шкирку. – Свинья ты этакая. Ты выливал на парня столько говна, сколько одни гемы могут вытерпеть. И ты его еще называешь сукиным сыном? Где он сейчас – ты не знаешь?

Даллан помотал головой.

– Отыщите его что ли, сеу Исия! Отыщите, вы же полицейский все-таки.

– Вот это делать мне больше нечего, – Исия оставил Даллана с его выпивкой и соплями.

Заняться ему и в самом деле было чем. Наступал Праздник Дождя – день, после которого короткие, эпизодические дожди сменяются долгими, затяжными грозовыми бурями. В этот день начинались большие торги – окрестные плантаторы привозили в Пещеры урожай первого полугодия. После продажи они сами, их жены, дети, управляющие и работники стремились вкусить от всех радостей, которые предлагает большой город прежде, чем возвращаться к унылой и однообразной жизни на отшибе. Это значило – будет много пьяных, обкуренных и обалдевших от злоупотребления сенсорием. Это значило – будет много ограбленных, опоенных девками, обкуренных в самых дрянных притонах, возможно – до смерти. Это значило – будет много пьяных драк, карманных краж, будут разбитые карты и покалеченные люди. Это значило – вооруженные ограбления в темных закоулках. Это значило бессонные сутки для Исии и всего участка.