Филип Фармер - Многоярусный мир. Том 1. Сборник фантастических произведений

Затем последовало шумное знакомство с несколькими девушками, и еще много выпивки, так что выбравшись где-то после полуночи из тумана и движения, Гай очутился на тротуаре, глядя как Сэмми запихивает девицу в такси.

— Эй, — окликнул он, заплетающимся языком, — как насчет, сам знаешь, „купальной лужи“?

— Я — как часы, можешь на меня рассчитывать, — нескромно рассмеялся Сэмми. Девица потянула его за руку, он стряхнул ее и зигзагообразным курсом подошел к Гаю.

— Слушай, — с трудом подмигнул он, — если получится — а у нас получится — я не направлюсь ни в какие ранние отправки. Вот что я тебе скажу — езжай туда один, там и встречай меня у того знака, который советует не лезть, а не то мы тебе всыпем. Скажем, часов в одиннадцать. Если я не смогу добраться к тому времени, то я либо умер, либо что-либо подобное.

Он проорал в такси:

— Ты собираешься меня пристукнуть, милашка?

На что девица отозвалась:

— Да, если ты сейчас же не сядешь в такси.

— Видишь, что я имею в виду? — с пьяной нелогичностью сказал Сэмми. — Я должен ехать, чтобы меня кокнули.

И он таким же зигзагом направился к такси, что вовсе не было необходимым — до машины было рукой подать. Больше в ту побывку Гай его не видел.

Что Сэмми не придет, принять ему оказалось трудно, потому что не было какого-то особенного момента, когда он это понял. Он добрался до места с десятиминутным опозданием, после того, как приложил нечеловеческие усилия, стараясь успеть. Желудок болел с непривычки к обильным возлияниям, глаза саднило, а суставы ломило с недосыпа. Он знал — вероятность, что Сэмми еще не приехал, а может и вообще не приедет — еще больше. И все же не давала покоя существовавшая мысль. А вдруг он приехал пораньше и отправился прямиком на место? Прождав целый час и еще несколько минут, пока на небольшой дороге не прекратилось всякое движение, Гай углубился в лес один, мимо знака „Посторонним вход воспрещен“, подойдя к стене. Сперва у него были трудности с поиском тех двух деревьев, а одолев стену, он некоторое время не мог сориентироваться. Он, конечно, обрадовался, найдя невероятно идеальные лужайки по-прежнему на месте и строго ухоженными, музеи самшита, с бордюрчиками, с дорожками укатанного гравия, красиво петлявшими по лесу. Это удовольствие было не более чем подтверждение уже памятного ему, не более — все равно день уже был испорчен.

Гай добрался до озера примерно за час, усталый, сильно проголодавшийся, недовольный и разнервничавшийся. Такая комбинация заставила его желудок возмутиться подобным насилием, издав гулкий звук. Он присел на берегу и торопливо поел. Он проглотил всю еду, взятую и на себя и на Сэмми, беззаботно побросав остатки в бумажный мешок, проделав все затуманено, словно только что проснувшись. Пирог слегка заплесневел, но он все же съел его. Апельсиновый сок был теплым и уже начал бродить, он выпил и его. А затем из упрямства твердо решил искупаться — ведь именно за этим он сюда и пришел.

Выбрал он пляж с золотым песком. Под густым покровом можжевельника нашел каменную скамейку и стол. Разделся там, и шмыгнул через пляж в воду.

Он собирался всего лишь окунуться, а потом заявить, что искупался. Но, за небольшим мыском слева, находилась прямоугольная бухточка с вышкой для ныряния, и он вспомнил про порт с моделями кораблей; а затем его глаза уловили движение по диагонали через верхнюю перекладину буквы „Г“, очертания которой имело озеро, и он увидел модели — на этот раз не стоящие на якоре, а бегущие — шлюпы, выплывавшие из заводи, пересекавшие ее вход и плывшие обратно в бухту; должно быть их влекло какое-то подводное колесо и бесконечная цепь, они покачивались, когда на них налетал ветер. Он чуть-чуть не рванул прямо к ним, а потом решил не делать глупостей и обойти кругом.

Он подплыл к левому каменистому берегу и начал пробираться вдоль него. Крепко держась за камни (вода здесь казалась бездонной) он завернул за угол и очутился лицом к лицу (буквально; они соприкоснулись) с девушкой.

Она была молоденькой — почти его возраста — и первым возникшим у него впечатлением были два глаза слишком сложной расцветки, голубовато-белые зубы с заостренными клыками, совершенно непохожие на правильность клавиш пианино, считавшихся прекрасными в то время, и рассыпавшаяся по плечам густая шапка темно-каштановых волос. К тому времени, как он прекратил разевать рот и, так как разевая его, пренебрег мыслью вынырнуть из воды, то отключился от внешних впечатлений на миг удушья, до тех пор, пока не почувствовал твердую хватку на своем левом бицепсе, и не оказался возвращенным к камню.

— С-сп-пасибо, — прохрипел он, когда она отплыла на ярд, взбаламутив воду, — Вообще-то мне не положено здесь находиться, — глупо добавил он.

— Мне тоже, полагаю. Я подумала, что вы здесь живете.

— Ух ты, рад слышать. С вашей стороны. Но я — всего лишь нарушитель, парень.

— Я — не парень.

— Это так, фигли-мигли речи, — сказал он, употребив одно из тех глупых выражений, появляющихся у человека, когда он взрослеет, и потом бесследно исчезающих. Она, похоже, совершенно не прореагировала, потому что совершенно серьезно сказала:

— У вас самые прекрасные глаза, какие я когда-либо видела. Они словно сделаны из алюминия. А волосы вьющиеся.

Он не смог толком придумать что ответить, но все ж попробовал. Получилось всего лишь „ну, еще рано“ и они дружно рассмеялись. Она была такой странной, такое непохожей ни на кого. Она говорила спокойно, серьезно, почти без ударений и употребляла совершенно несдержанные идиомы, словно обдумывала чужие мысли и тут же высказывала их, — А также, — сказала она, — у вас замечательные губы. Посинелые. Вам следует выбраться из воды.

— Не могу!

Она с миг подумала, отплыв от него подальше, но затем снова вернувшись на расстояние примерно в ярд:

— Где ваши вещи?

Он показал через узкое горло озеро, которое он оплыл по окружности:

— Ждите меня там, — велела она и вдруг подплыла поближе, настолько близко, что окунув подбородок, смогла заглянуть ему в глаза, — Вы должны ждать меня там.

— О, обязательно, — пообещал он и поплыл к противоположному берегу. Она осталась, держась за камень, смотря ему вслед.

Плавание, усиленное стремление, преодоление дистанции, согрели его и холод с сопровождающей смутной болью уменьшились. Затем он почувствовал укол боли в желудке и подтянул колени, чтобы облегчить ее. Когда он снова попытался вытянуть ноги, то это причинило ему очень сильную боль. Он снова подтянул колени, и боль последовала внутрь, так что о новом распрямлении ног не могло быть и речи. Он еще крепче прижал колени к животу, затем последовала еще более резкая боль. К тому времени он уже сильно нуждался в глотке воздуха. И откинув голову назад, он попытался перевернуться на спину, но при подтянутых коленях все вышло совсем не так, как надо, он наконец вдохнул, что пришлось сделать волей-неволей, но воздух куда-то пропал; он забарахтался вверх, до тех пор, пока растущее давление в его ушах не указало, что вместо этого он плывет ко дну. На него надвинулась чернота, отступила и снова надвинулась; в миг усталости он дал ей навалиться, на мгновение его окружил свет и он втянул в себя одним глотком полные легкие воздуха, а другим — воды и снова его окружила тьма, и на этот раз она осталась…