Евгений Прошкин - Рассказы

— Мне не тридцать, — возразил он.

— Так мы же оба родились в семьдесят шестом! — воскликнул Антон весело и нервно. — У тебя же написано!

— Да. Но я на двадцать лет старше. Мне сейчас пятьдесят. В смысле — тебе. Мы с тобой — одно и то же, только из разных времен.

Антон расхохотался.

— Небось Вовчик!.. Розыгрыш затеяли? Молодцы… Или Сашок? Кто? Слушай, мне даже жалко, что я вас так быстро… Это действительно могло быть забавным.

— Я и не надеялся, что ты поверишь сразу. Да… Александр ни при чем, мы с ним давно не общаемся. А Вовка… так он умер. Четыре года назад.

Антон по-инерции все еще досмеивался, но в груди вдруг что-то сжалось.

— Вовка?!

— В две тысячи двадцать втором. Рак… Давай-ка я тебе кое-что покажу.

Седой снял плащ и небрежно бросил его на стол. Антон, раскрыв рот, следил за тем, как гость расстегивает пуговицы на рубашке.

— Эй, эй! Вы ничего не перепутали? — опомнился он. — Вовчик что, совсем свихнулся? Кого он ко мне прислал?

— Ужасно пошло, но ничего другого не остается. Телесный осмотр.

Тезка повернулся спиной и указал большим пальцем на левую лопатку. Под ней находилось крупное родимое пятно. Точь-в-точь, как у Антона.

— И это… — он согнул правую руку и продемонстрировал светлый крестообразный шрам.

Антон машинально пощупал свой локоть. У него после перелома остался такой же. И щупать нечего — прямо на локте, белым крестом.

— Еще есть на ноге, — сказал седой. — В детстве мы любили на стройку заходить. Прыгнул неудачно, пяткой на арматуру. Я разуваться не буду, лень. Лучше расскажу что-нибудь. Например, как я… то есть ты… летом в деревне полез в баню…

Антон побледнел. Было с ним такое. По стройке погулять — святое дело. А в двенадцать лет хотел голых женщин увидеть и приставил к окну чурку для колки дров. История тогда вышла забавная, но знали о ней немногие.

— А хочешь про кошку? — резко спросил тезка. — Про ту кошку, во дворе. До сих пор забыть не могу…

— Прекрати! — Антон зажмурился и, медленно выдохнув, открыл глаза. Гость не исчез, он все так же сидел в углу, поигрывая биркой от чайного пакетика.

Антон взял сковороду и, отлепив от жирного дна «Экстра-М», переставил ее на плиту — теперь уж было не до яичницы. Газету он собирался бросить в мусорное ведро, но, вспомнив, что оно переполнено, положил обратно на стол. И тяжело вздохнул. Ему бы хотелось, чтобы всего этого не было, чтоб к нему никто не являлся, ничего не говорил, ничего не показывал. Хотелось промаяться до вечера у телевизора, выкурить полторы пачки и с больной головой лечь спать. И завтра — тоже. И послезавтра. А потом отпуск кончится, и он пойдет на работу. И все будет нормально, как должно быть. Без всяких там пришельцев.

Пришелец надел рубашку и начал застегивать пуговицы, затем взял плащ, но передумал.

— Да, лето в том году было убийственное… Нет. Нормально уже не будет.

— В каком «том»? — спросил Антон.

— В шестом. В две тысячи шестом. А, ну да… В этом году, в этом…

У соседей за стенкой надсадно ревел бачок. На стройке через дорогу гудел, передвигаясь, башенный кран. На столе стоял подернувшийся блестящей пленкой «Липтон». Антон Соболев, седой, статный, грустно смотрел на Антона Соболева — молодого, ошарашенного. С лестницы доносился исступленный лай дурной собаки. Все это казалось единым, монолитным, и Антон был уже не в силах разделить окружающий мир на правду и неправду.

Он повернулся к раковине и тлеющим концом сигареты поймал сорвавшуюся с крана каплю.

— Что ж… Будем считать, познакомились.

Соболев-старший не был похож ни на отца, ни на мать. Родители Антона часто спорили, в кого он пошел. Теперь он видел: в себя. В себя самого. Через двадцать лет его волосы приобретут стальной оттенок и чуть отступят назад, из-за этого лоб станет выше и благороднее. Нос укрупнится и покроется маленькими оспинками. Под глазами образуются аккуратные мешки, как раз такие, чтоб добавить взгляду мудрости.

— Откуда ты? — спросил Антон.

— Отсюда, из Москвы. Год две тысячи двадцать шестой. Мы говорим просто: двадцать шестой.

Антон покивал.

— Такое не каждому дается — возможность вернуться. Точнее, никому… У нас сейчас ночь, и я проспорил охранникам бутылку коньяка. Подсыпал снотворного. Когда проснутся — не знаю, но надо уже идти. Жаль, что большую часть времени мы потратили на ерунду, хотя этого можно было ожидать.

— Охранники?..

— Машину стерегут не хуже ядерных объектов.

— Машину?.. Времени?!

— Я там работаю, но это неважно. Ты все о мелочах…

Седой украдкой взглянул на часы, затем развернул плащ и вынул из него платок. Вместе с платком из плаща выпали ключи, пара каких-то пластиковых карточек и несколько монеток. Он собрал все это в горсть и торопливо запихнул обратно в карман.

— Фу-у-у… ну и духотища!

— Паспорт… — молвил Антон. — Можно я еще посмотрю?

Соболев двинул по столу кожаную обложку, и Антон вцепился в нее, словно это был билет в рай.

Да, все так. Все сходится. Дата и место рождения, подпись — все его. «Выдан районной управой «Бибирево-6» г. Москвы 12 августа 2016 года». Группа крови, отметки о воинской обязанности, какие-то штампики — почти на каждой странице. Ближе к концу, в графе «семейное положение», Антон наткнулся еще на один: «Зарегистрирован брак с гр. Скалозубцевой В.В.».

С Викторией Васильевной?! Антон глянул на год и поперхнулся. Две тысячи шестой.

— Женюсь? В этом году?

— Ну да. Вы разве еще не решили? Я, честно говоря, не помню, когда предложение сделал. Сколько лет-то уж прошло…

— Вика?.. Ты женат на Вике?

— А на ком же еще?

Антон судорожно перевернул страницу. «Дети: Юрий, 2007 г.».

— Н-да… А что еще у вас там хорошего есть? Как там у вас, а? Расскажи! — загорячился он.

— Что хорошего?.. Вроде нормально все. Китайцев понаехало, негров… Мы их, конечно, так не называем. Афрославяне. За «негра» в суд подать могут. Что еще? Живем… — пожал плечами Соболев. — Ладно, времени уже мало. Я, Антоша, не потрепаться пришел. У меня к тебе дело.

Антон утер пот и вновь попытался задернуть несуществующую занавеску. Солнце, совсем потеряв совесть, лезло на кухню, как к себе домой.

— Ты сегодня в Серебряный Бор поедешь, — сказал Соболев.

— Вроде не собирался.

— Значит, еще соберешься. Часа в три примерно. Так вот, ездить туда не надо.

— Ну?.. — произнес Антон.

— Все.

— И ты… ради этого?.. Постой, а всякие парадоксы? Про которые фильмы снимают. Ведь прошлое менять нельзя! Если я должен поехать на пляж…

— Ничего ты не должен. И парадоксов никаких нету. Там, понимаешь, история не совсем приятная сегодня случится. На пляже. Короче, с одним парнем подерешься.

— В тюрьму, что ли, попаду? — насторожился Антон.