Евгений Войскунский - Ур,сын Шама

— Как вас зовут? — спросил он.

— Извините, — сказал иностранец, — прошлый раз я забыл представиться. Гуго Себастиан из Базеля. О, вам нет нужды представляться — кто же здесь не знает Уриэля! Я видел вас в цирке, господин Уриэль, и хочу сказать, что был потрясен…

— Благодарю вас, — прервал его Ур. — Я бы охотно послушал ваши рассказы о морях.

— О да, моря!

И он заговорил о том, что природа обидела его родную Швейцарию, расположив ее вдали от моря. У него, Себастиана, есть в Базеле небольшое дело — рекламное издательство. Ах, ничего особенного: альбомы, путеводители, пестрые картинки. Доход невелик, но, слава богу, пока хватает на путешествия. Делами в основном занимается его старший брат, совладелец, он же, Гуго Себастиан, предпочитает нырять…

Тут он опять засмеялся:

— Удастся ли вынырнуть — вот вопрос, который я каждый раз себе задаю. Уж очень быстро меняется конъюнктура, все труднее поспевать. Похоже, что альбомы с обычными фото выходят из моды, пошел спрос на объемные изображения, а это дорого, нашему издательству такое переоборудование не по карману… Да что это я! — воскликнул Себастиан. — Оглушил вас своими заботами, как будто у вас нет своих… Господин Уриэль, вы поразительный человек. То, что вы делаете в цирке, просто чудо. Самое настоящее первоклассное чудо. Простите за нескромный вопрос: ведь это, надо полагать, не все, что вы умеете? Я имею в виду — не весь ваш набор чудес?

— Цирк сам по себе чудо, так что ж говорить о моем «наборе», господин Себастиан? Прошлый раз вы упоминали Большой Барьерный риф — вы были там?

— Это самое незабываемое событие в моей жизни, — несколько торжественно ответил Себастиан. — У меня не хватает слов, чтобы описать Большую стену. Башни, господин Уриэль, огромные коралловые башни и коралловые сады, прекраснее которых я ничего не видел. Мы с друзьями ныряли у рифа Индевр, — вы, наверно, о нем слышали…

Он стал рассказывать, как у этого рифа когда-то сел на мель барк «Индевр» капитана Кука — нет, тогда еще лейтенанта! — и Кук приказал выбросить за борт шесть пушек. Многие ныряльщики искали их потом. И не нашли. Не нашел и он, Себастиан…

— А, вот он где загорает, наш несравненный Уриэль! — раздался вдруг сочный женский голос.

Ур из-под ладони взглянул на статную белокурую женщину в пестром сарафане. Это была Марина Морская, дрессировщица собак. За ней стояли два парня, партерные акробаты Бизоновы, постоянные ее спутники.

— А я все думаю: куда он смывается после репетиций? — продолжала Марина Морская, придав красивому своему лицу смешливо-недоуменное выражение. — Оруженосцы! — обратилась она к акробатам. — Раскинем здесь шатер. Не помешаем, Уриэль?

— Нет… Пожалуйста…

Вмиг те трое сбросили одежду, оставшись в пляжном минимуме, и «оруженосцы» принялись сооружать навес из палок и цветастого покрывала. Уру тоже нашлась работа.

— Помоги, пожалуйста. — Марина протянула ему надувной матрас. — Я потеряла насосик.

Ур приложил штуцер матраса к губам, набрал побольше воздуха в легкие. Под мощным его выдохом сморщенный матрасик развернулся, явив взорам изображение дельфина.

— Смотрите, Бизоновы: с одного вдоха! — пропела Марина. — Вот это я понимаю!

Она улеглась рядом с Уром. Тот повернулся к Себастиану в надежде дослушать прерванный рассказ о поиске пушек капитана Кука. Но Себастиан уже приладил к ногам ласты и натягивал маску. Кивнув с улыбкой Уру, он пошел к воде — невысокий, тонконогий, хорошо сложенный.

У Марины Морской был номер, без которого не обходятся цирковые программы. С десяток мелкокалиберных собак ходили на задних лапках, на передних лапках, ездили друг на друге верхом. В конце номера собачек облачали в футбольные трусы, и они гоняли по манежу мяч — гоняли с неподдельным азартом, ибо по натуре своей собаки очень спортивны. Самая махонькая собачка вцеплялась зубами в трусы пса покрупнее — тот в пылу игры как бы не замечал этого. Под раскаты смеха собачка стаскивала с незадачливого «футболиста» трусы и со своим трофеем убегала с арены.

— Жарища адская, — вздохнул один из Бизоновых. — Я Кольку еле удержал на репетиции — скользкий, как угорь.

— Вам-то что, — сказала Марина, переворачиваясь со спины на бок. Вот собаки плохо переносят жару. Прямо беда… Помойте виноград, Бизоновы.

Те послушно взяли целлофановый мешок с виноградом и пошли искать водяной фонтанчик.

— Зачем ты их гоняешь по солнцепеку? — сказал Ур.

Марина посмотрела на него сквозь зеленые очки.

— Солнцепек, — медленно сказала она, — только на тебя не действует. Холодный ты какой-то, Уриэль.

— Температура кожи у меня наверняка не ниже, чем у тебя.

— А может, ты просто притворяешься дурачком? — еще медленнее произнесла дрессировщица. И, не получив ответа, продолжала: — Странный ты человек, Уриэль. И номер у тебя странный, и сам ты… Говорят, у тебя даже паспорта нет. Это правда?

— Да.

— Говорят, ты бежал откуда-то. Не то из Омана, не то из Судана…

— Зачем ты повторяешь этот вздор? — сказал Ур, погрустнев.

— Про тебя ходит много разговоров, ты возбуждаешь любопытство. Не будь ты так скрытен, Уриэль, я бы могла стать для тебя настоящим другом. Я ведь тоже одинока…

— А Бизоновы?

Марина пристально поглядела на него. Вздохнула:

— Нет, ты, кажется, непритворный… этот самый…

И перевернулась на живот.

Вернулись Бизоновы с виноградом. Поели. Потом Бизоновы пошли на руках к воде, вызвав восторженный детский галдеж.

— Первое время ты мне казался этаким жизнерадостным варваром, сказала Марина. — Ты излучал веселье и силу. А теперь… — Она сделала гримаску и поднялась. — Пойдешь купаться?

— Нет. — Ур тоже встал. — Я ухожу.

— К своему Иван Сергеичу? В детское кафе?

— Да.

— Иван Сергеич прекрасный человек, но только не пойму, что у тебя с ним общего. Давай пообедаем в «Жемчужине юга», Уриэль. Там джаз хороший. Потанцуем. Ну, я прошу.

— Спасибо, Марина. Может быть, в другой раз. Не сегодня…

— Ну и иди! Кушай свой протертый супчик. Очень ты мне нужен!

У выхода с пляжа Ура остановила шумная группка молодых людей, вооруженных кинокамерами, транзисторами и магнитофоном.

— Ребята, это Уриэль!

— Точненько! — пискнул девичий голос.

Рыжебородый юноша протянул Уру блокнотик и шариковую ручку, украшенную миниатюрным портретом Муслима Магомаева. Посмеиваясь, Ур широко расчеркнулся в блокноте.

Потом он пошел по плитчатому тротуару вдоль шоссе, по которому неслись переполненные автобусы и легковушки с номерами всех городов страны. Над его головой сухо шелестели растрепанной листвой курортные пальмы в железобетонных вазах древнегреческих форм. Ему навстречу плыл пестрый людской поток. Взвивался к синим небесам смех, звенели женские голоса, трудились неутомимые магнитофоны, словно ликуя оттого, что изобретательская мысль перенесла их из малоподвижных сундуков в изящные портативные коробки.