Евгений Войскунский - Ур,сын Шама

С круглой афишной тумбы огромными буквами взывала цирковая программа:

ОРИГИНАЛЬНЫЙ НОМЕР!

УРИЭЛЬ

ОПЫТЫ ТЕЛЕКИНЕЗА

Дойдя до этой тумбы, Ур пересек шоссе, купил в киоске газету и поднялся на пологий холмик, где стоял белый домик с верандой. Он был увит диким виноградом и украшен вывеской, извещавшей прохожих, что именно здесь находится детское кафе Курортторга № 182.

В углу тенистой веранды за маленьким столиком на маленьком стульчике сидел лилипут. Он был пожилой, со строгим личиком в тонкой сеточке морщин, черные волосы аккуратно, волосок к волоску, зачесаны на косой пробор. На нем были белые брюки и белая сорочка с галстуком бабочкой. На столике перед ним стояла запотевшая кружка пива и лежала толстая общая тетрадь.

— Добрый день, Иван Сергеевич, — сказал Ур, осторожно присаживаясь на детский стульчик.

— Здравствуй, человек-гора. Проголодался?

— Пить хочется.

— Попроси Галю принести пива. Оно лучше всего утоляет жажду.

— Иван Сергеевич, вы же знаете, что я…

— Ах да: этиловый спирт влияет на психику. Извини, забыл.

На веранду вышла молоденькая официантка. Глянула на Ура прозрачными глазами, спешно поправила на голове кружевной кокошник и скрылась. Вскоре она вернулась с подносом, поставила перед Уром графин с газированной водой, бутылочку с болгарским клубничным сиропом и высокий стакан.

— Здрасте, — сказала она. — Жарко сегодня. Обед подавать или погодить?

Ур посмотрел на ее чистое, не тронутое загаром лицо, на зеленые сережки в маленьких ушах.

— Немного погодя, Галочка. Спасибо за воду.

Он с удовольствием выпил стакан газировки с сиропом.

— Как сегодня писалось, Иван Сергеевич?

— Плохо, всего полстранички написал. Но материал подбирается интересный. Сейчас занимаюсь Якимом Волковым — был такой лилипут, заведовал в походах гардеробом Петра Первого. Яким большим авторитетом пользовался. В 1710 году в Петербург на его свадьбу свезли всех лилипутов, что в Москве насобирали, — больше тридцати человек. Хорошо бы раздобыть о них данные, да очень уж мало писали о лилипутах… А вот знаешь, Ур, «плодомасовские карлики», о которых Лесков писал, — реальные люди, не выдумка. Карлик Иван Афанасьевич оставил очень любопытные мемуары, ими-то и пользовался, верно, Лесков.

— Я не читал Лескова. — Ур развернул газету. — Вы говорите, Иван Сергеевич, я слушаю.

— Да что ж говорить? Трудное дело я затеял, дружок. История лилипутии, так сказать… Начиналось хорошо, весело — с мифических гномов, хранителей подземных сокровищ… С Плиниевых пигмеев… В средних веках тоже основательные разыскания произвел. А вот добрался до нового времени и замедлилось дело. Мало, мало сведений. Да и однообразны они: ну, циркачи, ну, ассистенты иллюзионистов… Спокон века мы, лилипуты, людей развлекаем… нормальных… — Иван Сергеевич отпил пива из кружки, пожевал тонкими губами. — Были, между прочим, исключения. У одного средневекового герцога был генерал — карлик ростом тридцать два дюйма, Митте его звали, стратегом считался.

— Ну, вот видите, — сказал Ур.

Галя принесла картофельный салат, Уру — большую тарелку, Ивану Сергеевичу — детскую. Потом отошла, встала у перил, поправляя передничек. И все поглядывала на странных двух посетителей. Вот уж неделю ходят сюда, в детское кафе. Выбирают время, когда народу мало, — ну, это она, Галя, понимала. На лилипута всегда глазеют, а ему это, ясное дело, неприятно.

А этот, второй, — про него в городе говорят, что он в цирке без помощи рук что хочешь поднимет, хоть человека, хоть слона. Такому, при цирковой-то зарплате, по лучшим ресторанам кормиться, с самыми красивыми девушками гулять — кому такой не понравится? А он, видать, ни с кем не водится, только с лилипутом, с Иван Сергеичем. Какой-то он одинокий…

Между тем Иван Сергеевич ел салат, запивая мелкими глоточками пива, и говорил:

— Вот ты спросил — почему не в другой области. Не привыкнут ко мне люди, чтоб на равных, — вот в чем штука… А не на равных я не хочу. Понял?

Ур кивнул.

— На нас белый свет не рассчитан, — продолжал лилипут. — Вот поместили меня в гостинице на четырнадцатом этаже. Еле допросился, чтоб на десятый перевели. А то приходилось ехать до десятого, а там еще четыре этажа пешочком.

— Верно, вы на десятый перешли. А почему нельзя выше?

— Потому что, если в лифте я оказывался один, то выше десятой кнопки дотянуться не мог. Прыгать — неловко как-то… Все в жизни, дружок, рассчитано на стопроцентно нормальных людей. Так-то.

— Что нести на первое? — подошла опять официантка. — Суп рисовый есть, суп-пюре гороховый протертый…

— Рисовый, — сказал Иван Сергеевич.

— Я что попросить хотела… — Галя смущенно потупилась. — Нельзя ли мне билетик на представление? А то ведь не достать…

— Можно, Галочка. Приходи сегодня за полчаса до начала, у администратора возьмешь два билета на мое имя.

— Ой, спасибо, Иван Сергеич! — Она убежала с веранды.

— Еще одно доброе дело сделали, — усмехнулся Ур. — Значит, все — для нормальных, вы говорите. А если у человека отклонение от нормы? Что ему делать, а, Иван Сергеевич?

Лилипут снизу вверх посмотрел с остреньким прищуром.

— Что-то, Ур, не нравишься ты мне сегодня.

Ур не ответил. Вяло ковырял вилкой салат, согнувшись над маленьким, не по росту, столиком.

— По институту своему затосковал? Я тебя, Ур, силком не тянул. Я предупреждал, когда ты замыслил к нам проситься…

— Да нет же, Иван Сергеевич…

— Предложил я, не отказываюсь, — горячо продолжал лилипут, — потому что видел, как ты к цирку душой тянулся. Я и псевдоним тебе придумал. Но ведь и предупреждал, чтоб взвесил все хорошенько! Предупреждал, а?

— Предупреждали, я помню. Да что вы всполошились? Я не жалею ни о чем. Цирк мне нравится.

— «Нравится»! — ворчливо передразнил Иван Сергеевич тонким своим голоском. — А как может не нравиться цирк? В нем нет этих… знаешь ли… — он помахал ручкой над тарелкой, — неопределенностей всяких. В цирке зритель видит что? Красоту видит, силу, ловкость, изобретательность. Цирк людям глаза раскрывает на их собственные возможности. Так-то.

Расплатившись, они вышли из кафе, и Галя, стоя на веранде, помахала им на прощанье.

Когда впервые готовился номер Ура, цирковой художник по костюмам оказался в некотором затруднении. Он помнил гипнотизеров тридцатых годов великолепного Орнальдо, То-Раму, красавца Семена Дуброва, избравшего себе «наоборотный» псевдоним Сен-Ворбуд, — помнил их элегантные фраки, свидетельствующие о принадлежности к европейской науке, помнил расшитые звездами халаты и тюрбаны с бриллиантовыми эгретами, намекающие на жгучие тайны Востока.