Екатерина Тильман - Вторая попытка

Помедлив, словно преодолевая какое-то внутренне сопротивление, Сэм взял со стола перстень. За год кристалл почти потерял цвет и на ощупь казался очень холодным. Сжав его в руке, Сэм попытался ощутить эманацию Тонечки — но нет, излучение уже рассеялось, остались только воспоминания! И он вспоминал — не в силах оторвать взгляд от лежащего перед ним дневника, но не решаясь прикоснуться к нему. Надо было привыкнуть, что самые дорогие для Тонечки вещи могут существовать отдельно от нее…

…Сэм хорошо знал этот толстый ежедневник в картонной обложке: изредка Тонечка позволяла ему заглядывать в него. Особенно в самом начале, когда он только-только появился в «Лотосе», и непривычная чужая холодновато-корректная этика буквально ошеломила его. Тонечка тогда сама взялась опекать новичка, знакомить его с традициями общины, с принятым в ней сленгом. ("Хватит расспросов, Сэм, — ворчала она иногда. — Что, как, откуда… Вот возьми и почитай!")

Он впадал в бешенство от ее стремительно-метафоричного стиля, но Тонечка всегда охотно переводила непонятные выражения — черт возьми, невозможно было определить, какой из двух языков родной для нее! Не была ли она и в самом деле эмигранткой? Неизвестно: дневник был начат одновременно с ее появлением в «Лотосе» ("первая страница новой жизни…"), что было раньше, никто не знал…

Он покривил душой, говоря Юле, что не спрашивал Тонечку о прошлом. Спрашивал, и не раз! Поначалу она пыталась молча избегать вопросов, потом, устав от настойчивости Сэма, отвечала всегда одно и то же: "Любопытному на днях прищемили нос в дверях! Отцепись, Семка, я же сказала тебе: я марсианский лазутчик!" (Части тела и планеты варьировались в зависимости от настроения, прочее оставалось неизменным…) Впрочем, скоро Сэм перестал быть назойливым: обстановка «Лотоса» исподволь отучала от плебейских привычек. Высший пилотаж доверия — не лезть друг другу в душу, оставаясь при этом друзьями…

Тонечка стала для него больше, чем другом, больше даже, чем любовницей. Иногда Сэм поражался: что она нашла в нем? Почему не обижалась, не раздражалась, не стала презирать, а терпеливо поднимала до своего уровня? Буквально заставляла тренировать дар предсказания, учила логике, теории вероятности… К сожалению, Сэму так и не удалось стать примерным учеником!

Может быть, поэтому Тонечка и оставила его? Не позвала с собой, когда собралась уйти из общины, почти не писала — так, приветы-поздравления…

…Он помнил, как Тонечка решила уйти — хотя поначалу казалось, что она шутит, он даже не сразу встревожился… ("Тебе не казалось неправильным, Сэм, одно обстоятельство, — спросила она, как-то в совершенно неподходящей для серьезных бесед обстановке, впрочем, к такому он уже привык, — а именно: чем сильнее касается предсказателя какая-то ситуация, тем менее точны предсказания? Если подходить с точки зрения классического здравого смысла, это совершенно нелогично!" Сэму вопрос казался раздражающе простым, и он ответил не задумываясь: "Ты же сама говорила о рефлексии! Вечные "а если", на которые не хватает энергии…" Ему показалось, что взгляд подруги стал разочарованным, она отвернулась от него, но все же объяснила: "Предположим, у нас имеется бесконечный источник энергии — может быть, так оно и есть, мы же ничего толком о себе не знаем! Или более печальный вариант: перерасход энергии вызовет коллапс, сжатие времени — то есть узнавший о себе слишком много погибнет сразу…" "Что?! — подскочил Сэм, уловивший наконец суть разговора. — Ты что такое говоришь?" "Я говорю, — со вздохом пояснила Тонечка, — что истина, как водится, лежит где-то между этими крайностями. И мне очень хочется узнать, где именно!")

Лишь тогда он понял, что разговоры о развитии дара предсказания вовсе не были теоретическими. Но когда Тонечка заявила, что ей для этого нужно остаться одной… ("Что за глупые фантазии! — кричал он ей тогда. — Чем тебя не устраивает «Лотос»? Почему надо ехать неизвестно куда… где ты будешь работать, как ты будешь жить?!" "Ну-ну, — отмахнулась Тонечка. Хватит шума! Сказано: для серьезного труда требуется удалиться от женщин. То есть, в моем случае, от мужчин! И не паникуй: я не навеки уезжаю, и не за тридевять земель…" "Но ты говорила что-то о возможной быстрой смерти? — вспомнил Сэм. — А если…" "Ты предупредишь меня, — парировала Тонечка, — если увидишь в будущем мою гибель! Кстати, будет тебе, лентяю, лишняя тренировка…")

…Да, это действительно была тренировка! Поначалу он разглядывал десятки вероятностей, и каждую неделю посылал ей такой «календарь». В письмах она благодарила его, но на все просьбы приехать отвечала отказом. Потом переписка затихла, но «смотреть» в будущее Тонечки Сэм продолжал все равно…

Незадолго до ее смерти он почувствовал опасность: автокатастрофа на Северном шоссе. Он тут же кинулся в поселок — позвонить, предупредить! Тонечка посмеялась, однако обещала весь день сидеть дома, и после ее слов он буквально ощутил, как отпускает страшное напряжение трагической вероятности…

Нет, она не должна была умирать!!! Мелькни в будущем хоть малейшая возможность несчастья, он почувствовал бы это и нашел способ изменить предопределенность!

Но в том-то и дело, что не было никакой предопределенности… А что было? Игра случая, роковое смещение вероятностей, излишнее усилие воли? Кто знает, да и какое это теперь имеет значение! Сэм почувствовал, что не может больше сдерживать слез — слишком больно было вспоминать то, что никогда уже не повторится…

…Тогда, придя в себя после известия о ее смерти, он не подумал о дневнике. Впрочем, вряд ли его отдали бы сразу: СБ не упустила бы случая удовлетворить свое любопытство, хотя сейчас он не держал на них зла: все же нашли, вернули… А может, зря вернули?! Сэм вдруг почувствовал: не надо ему открывать эту тетрадь! Ощущение было неожиданно острым, как во время предсказаний… но оно мелькнуло слишком быстро, и осознать его не удалось. А потом, пытаясь отличить чувства от предчувствий, а предвидение от мнительности, он окончательно запутался — так всегда бывает, когда пытаешься рассматривать собственное будущее. Нет, к черту! Все равно он прочитает дневник, просто не сможет не прочитать! И Сэм, уже не раздумывая больше, решительно откинул картонную обложку…

Какие знакомые записи… Надо же, оказывается, он помнит их наизусть, может с закрытыми глазами продолжать с любого места! Воспоминания оживали вслед за словами — и резко обрывались: в какой-то момент Тонечка перестала давать ему дневник, видимо, сочтя его адаптацию в «Лотосе» законченной…

С некоторым внутренним сопротивлением он перевернул страницу. В общем-то, ничего нового, Тонечка описывала вполне знакомые события и была весьма сдержанна в оценках, не допуская излишней откровенности даже в дневнике. Сэм, преодолевая искушение сразу заглянуть в конец и узнать, чего она сумела достичь в своем "одиночном полете", быстро проглатывал страницу за страницей — и вдруг замер, пораженный…