Екатерина Тильман - Вторая попытка

По-видимому, переживания Евгения отражались на лице, потому что Веренков успокаивающе похлопал его по плечу:

— Ты зря волнуешься! Тебя никто ни в чем не подозревает…

— Если бы не подозревали, — усмехнулся Евгений, — вы бы не сказали этой фразы. В том-то и дело, что подозревать есть все основания! Ведь если бы я не пришел к вам сегодня, завтра вы вызвали бы меня сами, не так ли?

Лицо у Яна стало очень знакомым — так он слушал удачные ответы на семинарах, и Евгений понял, что теперь по крайней мере один человек его больше ни в чем не подозревает. Это, конечно, прекрасно, но что же дальше? Ведь по-прежнему неясно, как вся эта история связана с Сэмом и тонечкиным дневником… К тому же, произошедшая трагедия — не что иное, как косвенное доказательство важности пропавшего документа!

— Но как же теперь, — растерянно спросил Евгений, — как же разобраться во всем этом?

Ян посмотрел на него долгим внимательным взглядом, потом неожиданно спросил:

— Ты ведь лазил в компьютер Никласа?

— Разумеется! А вы что, считаете, что я должен был молча смотреть на это безобразие?! Когда за моей спиной…

— Тихо, тихо, — махнул рукой Веренков. — За твоей спиной ежесекундно происходят презанимательные вещи.

При этих словах Евгений невольно обернулся, вызвав удовлетворенный смешок собеседника.

— Черт бы вас побрал с вашими шуточками! — вырвалось у него. — Лучше скажите, что вы все-таки имели в виду?

— Ты нашел что-то интересное в его компьютере?

— Ничего серьезного. Только косвенное подтверждение факта провокации: переписку с архивом и техотделом по поводу дневника… Окончательные доказательства я нашел собственно в техотделе, но и там не было никаких следов пропавших страниц.

— Ну, это я уже понял… Кстати сказать, почему ты сразу решил, что твой предшественник действовал не один? И мгновенно «вычислил» Максима?

Евгений растерянно на него взглянул:

— Но… Я же уже объяснил: графологическая экспертиза…

— Ты не понял, — с досадой пояснил Веренков. — Экспертиза — это подтверждение догадки! Откуда взялась сама догадка?

Евгений смутился: рассказывать про гипнотические упражнения Дэна очень не хотелось! Наконец он уклончиво ответил:

— Ну, во-первых, несоответствие интеллектуального уровня и стиля работы — для Ананича это было бы слишком! А конкретно Виллерсa… В общем, тут мне помогли эсперы!

Веренков кинул на него быстрый взгляд, но ничего не сказал. Потом снова спросил с подозрительной настойчивостью:

— А почему ты так уверен, что подлинник дневника содержал нечто важное? Насколько я понял из твоих слов, уверенно можно сказать только одно: дневник подделывался для того, чтобы оказать какое-то воздействие на… как, прошу прощения, зовут этого парня?

— Сэм. Тот самый эмигрант, вы еще помогали устроить его, помните?

— Смутно. Именно по отношению к нему была затеяна провокация, правильно я понял?

— Да. Но я не понимаю, зачем понадобилось разочаровывать его в лучших друзьях! — невольно воскликнул Евгений. — И как, однако, мастерски была исполнена эта мерзость…

— Как бы там ни было, Максим был прекрасным специалистом…

— Мне искренне жаль, что он погиб, — неубедительно откликнулся Евгений.

— И в основном потому, — со злой насмешкой уточнил Веренков, — что некого теперь расспрашивать о пресловутом дневнике! Правильно я понял?

Евгений отчаянно покраснел, забормотал что-то невнятное… и неожиданно для самого себя вдруг тоже разозлился:

— Да почему я должен жалеть о нем?! За то, что он едва не свел с ума моего подопечного? За то, что обманывал меня самого?

— Он тебя не обманывал, — с очень странной интонацией сказал Ян. Единственное, что известно достоверно: он наблюдал за «Лотосом». Согласись, что как социолог он просто обязан был это сделать после того, что там недавно произошло!

— Социолог… — тупо повторил Евгений. — Ничего себе социология! Послушайте, вы что, вообще не знали про его поездку в Серпен?! Для вас все это было новостью?

— Дешево бы я стоил, если бы не знал, — покачал головой Веренков.

— Тогда почему вы не запретили ему? — подскочил Евгений. — Почему он по крайней мере не поставил меня в известность?!

— Будь добр, не перебивай меня! — резко ответил Веренков. — И не веди себя, как дикарь на пороге пещеры. Максим не был обязан предъявлять тебе отчет в своих действиях. Согласен, это было бы более вежливо — но "более вежливо" еще не значит «обязательно». Да, честно скажу, я не был в восторге от его поездки — но не настолько, чтобы запретить ее. А вот о том, что он едет в Серпен с Никласом, я действительно не знал. К сожалению…

— А если бы, знали, запретили бы?

— Умерь, пожалуйста, свой экстремизм, — снова одернул Веренков. Нет, не запретил бы, но обратил бы на эту эскападу куда более пристальное внимание…

— Но какое Виллерс имел право…

— Воспользоваться чьей-то помощью, кроме твоей? — усмехнулся Веренков. — Ну, надо же…

— Простите! — искренне сказал Евгений. — Я не хотел никого обидеть! Но ведь… Ясно же, что это было отнюдь не социологическое исследование! Разве вы не хотите понять, для чего вообще была устроена эта провокация?!

Веренков пожал плечами:

— А что тут неясного? Эксперимент над твоим подопечным… Жестокий эксперимент, недопустимо жестокий! Останься кто-то из них в живых, отвечал бы по всей строгости. Но сейчас… Неужели ты не считаешь, что они достаточно искупили свою вину? И нужно еще позорить их память?

"Да плевать я хотел на их память!" — едва не сказал Евгений… но предпочел более мягкую формулировку:

— Вы не поняли: я не собираюсь сводить счеты, тем более теперь. Но я хочу знать: зачем понадобился этот садистский эксперимент? Что такое они узнали? Вспомните, как было дело: они прочитали дневник предсказательницы, которая два года назад ушла из «Лотоса», и сломя голову кинулись в какую-то авантюру… Так что же было в этом дневнике?!

— В этом дневнике — в самом факте его наличия! — как раз и была возможность устроить провокацию против твоего Сэма. Это все, что можно сказать достоверно. Остальное — синдром кладоискательства.

— Вы так думаете?! — возмутился Евгений.

— Да, я так думаю, — жестко подтвердил Веренков. — И не советую тебе думать по другому! Потому что если подходить к проблеме подобным образом, то тебя тоже следует начать подозревать — в убийстве или организации убийства! Где неизвестность, там и ужасы, так?

— Как раз такого подозрения, — тихо сказал Евгений, — я и боялся.

— И трижды дурак! — с непривычной грубостью отпарировал Веренков. Откуда у тебя такое экзальтированное мышление? Какого черта… ты исследователь или сочинитель комиксов?! Где логика, где принцип экономии мышления? Почему для объяснения элементарного несчастного случая нужно привлекать какие-то фантастические версии? Почему пропажа дневника служит доказательством его важности?