Артур Кларк - Перворожденный

Случай с Эмелин был более сложным. Между двумя женщинами постоянно маячил призрак мужчины, о котором, впрочем, они говорили очень мало. И хотя Эмелин сочла необходимым пересечь океан, чтобы узнать побольше о телефонных звонках в Вавилоне, — точно так же, как наверняка сделал бы ее муж, — но призналась Байсезе, что это путешествие не доставляет ей ни малейшего удовольствия.

— Мне было всего девять лет, когда вокруг Чикаго мир замерз, — рассказывала она. — Большую часть моей жизни я привыкала к тому, что все мои соотечественники деятельно занимались «великим проектом выживания», — так говорил наш мэр Райс. Сколько я себя помню, мы всегда были заняты этим проектом. И поэтому мы откладывали в сторону всякие великие и таинственные вопросы, вроде: «Почему с нами такое случилось?» и «Кто в этом виноват?» То есть мы предпочитали не жаловаться, вроде как люди стараются не жаловаться, когда кто-то внезапно умирает. Но теперь ты явилась неизвестно откуда…

— Я ангел смерти, — мрачно пошутила Байсеза.

— Нет, на ангела ты не тянешь, хотя хороших новостей ты нам тоже не привезла, не так ли? Впрочем, могу тебе сознаться, что буду очень счастлива, когда мы наконец доберемся до Чикаго, и я смогу вернуться к нормальной жизни.

По ночам телефон просил Байсезу выносить его на палубу, чтобы он мог наблюдать небо. Она привязывала его к мачте, чтобы он не кувыркнулся в море из-за качки.

«Мир» был весьма нестабильным миром, его климат — точно так же, как и геология, — постоянно страдал от бурных атмосферных вихрей и нестыковок, и никто не мог их объяснить или улучшить. Для астрономов наблюдение за небом представляло большие трудности. Но посреди Атлантики небеса были безоблачными, и, насколько видела Байсеза, сюда не долетал с суши вулканический пепел. Она разрешала телефону наблюдать за звездами и уточнять данные, которые он получил самостоятельно, когда «Мир» только формировался, и объединять их с данными наблюдений вавилонян. Телефон посылал их на старый, снятый с «Маленькой птички» радиоприемник в Вавилоне, а оттуда, как все надеялись, через Глаз распространял их на всю Вселенную.

Под влиянием телефона Байсеза тоже начала смотреть на холодную, туманную дугу Млечного Пути, размышляя над тем, стала ли она за последнее время более бледной и более разбросанной, чем она ее помнила из былых времен.

Обобщая информацию, полученную Абди и телефоном, а затем отосланную на Марс, там смогли определить, что Вселенная, в которой находился «Мир», расширяется, причем драматическим образом. К примеру, галактика Андромеды, ближайшая к Млечному Пути большая галактика, очень быстро удаляется. Космологи XXI века сравнили ее удаление с расширением собственной земной Вселенной, которое обуславливалось действием темной энергии, или антигравитации, называемой еще квинтэссенцией. Квинтэссенция последовательно разрывала на части Вселенную Байсезы, но на «Мире» все происходило гораздо быстрее и раньше.

Именно поэтому телефон сделал предсказание об относительно скором конце Вселенной, хотя числа и сроки, как всегда, были неопределенными. Телефон считал, что расширение уже затронуло структуру самой галактики, и ее отдаленные звезды уже светятся мерцающим красным светом. Конец света вполне может быть виден на небе, если знать, как и куда смотреть.

Телефон показал Байсезе некоторые планеты: Марс вечером, Венеру утром.

— В последнее время мы их совсем не видим, — шептал ей телефон. — А ведь я давно изучаю небо, пытаюсь датировать «Мир».

— Помню.

— Наблюдения всегда были очень скудными. Я так и не заметил, как они меняются…

Марс и Венера, родные брат и сестра Земли, постепенно тонули в небесной синеве.

Летающий над Землей телескоп представлял собой толстый двойной цилиндр длиной тринадцать метров с двумя большими солнечными панелями, постоянно повернутыми к Солнцу.

Более тонкая часть цилиндра, известная как передняя оболочка, имела на конце отверстие с вращающейся крышкой. В основании передней оболочки — внутри короткого и широкого цилиндра, больше известного как кормовой кожух, — находилось зеркало, диск около двух метров в диаметре. Зеркало было сделано из силикатного титанового стекла, имеющего низкий коэффициент расширения. Сверху стекло было покрыто фторидами алюминия и магния. Свет, собранный первым зеркалом, фокусировался на втором, меньшем, а затем через специальное отверстие проходил к системе научных инструментов, среди которых имелось несколько камер, спектральных анализаторов и калибраторов световой интенсивности и поляризации.

К корпусу телескопа с внешней стороны были приделаны направляющие для стыковки с грузовым шлюзом «Шаттла». Собранный из модулей, легкий в эксплуатации, он по идее должен был регулярно обслуживаться и ремонтироваться астронавтами.

В то же время, будучи космическим проектом, телескоп страдал от неразберихи в космической политике НАСА, переживавшей долгосрочный упадок. То на его создание не хватало средств, то задерживался запуск, то начинались долгие дебаты в конгрессе, связанные с перерасходом средств. Запуск его был отложен на годы из-за катастрофы «Челенджера». Когда же наконец его запустили, то первые полученные с него снимки имели дефект, объясняемый так называемой сферической аберрацией, то есть трещиной шириной в человеческий волос, которая не была замечена во время тестирования. Прошли еще годы, прежде чем во время очередного полета «Шаттла» астронавты привезли на орбиту систему корректирующих линз, способных компенсировать погрешность.

Но это было воплощение старой мечты первых космических фантазеров иметь над земной атмосферой телескоп. Он мог различать природные явления и предметы размером двести километров в верхней части облачного слоя Юпитера.

С момента высадки на Луну телескоп стал, пожалуй, самым популярным проектом НАСА. Прошли десятилетия после запуска «Хаббла», а его снимки все еще висели на стенах комнат и красовались на татуировках молодежи.

Но запуски «Шаттлов» для проведения ремонтных работ на телескопе всегда были непомерно дорогостоящими, а после катастрофы с «Колумбией» стали практически невыполнимыми. Телескоп старел. Астронавты заменили на нем изношенные гироскопы, отработавшие свой срок солнечные батареи и прохудившуюся изоляцию, однако оптические поверхности продолжали подвергаться воздействию солнечных лучей, а также коррозии со стороны чрезвычайно разреженных, но в высшей степени активных газов верхних слоев земной атмосферы. Они бомбардировались микрометеоритами и мусором из космических кораблей.

Наконец телескоп стал лишним, и его заменил более современный, дешевый и эффективный соперник. «Хабблу» было приказано позиционировать себя так, чтобы снизить до минимума атмосферное торможение. Он превратился в бесполезный шарик на орбите, летающий в ожидании, что, может быть, в будущем сложатся более благоприятные финансовые условия для его расконсервирования. Все его системы находились в покое, отверстие в передней оболочке было закрыто: телескоп закрыл свой единственный глаз.