Пол Андреотта - Сладкий вкус огня

Я сделал ей знак выйти - и немедленно. Моя мимика не терпела никаких возражений. Когда Ким вышла, я шагал взад-вперед перед дверью лифта.

- Что случилось, Серж? Что с тобой? У меня самый разгар приема.

Я положил руки ей на плечи.

- Мне нужна твоя помощь. Пожалуйста, постарайся вспомнить.

- Что вспомнить?

- Примерно полтора месяца назад. Вскоре после того, как я вернулся из Тузуна. Постарайся вспомнить одно утро... Постой, я знаю, это было, когда ты осталась в постели на следующий день после уик-энда у Сторков.

- Ну и что?

- Я, как обычно, пошел и собрал почту.

Мои слова сопровождались энергичными жестами. Я наклонился, словно собирая письма с пола, как это происходило каждое утро в течение последних четырех лет. Когда звонила консьержка, примерно в четверть десятого, я обычно был в ванной. Потом с полотенцем на шее я шел собирать письма, просунутые под дверь и, возвращаясь, быстро просматривал их. Большинство писем было для меня, а остальные я передавал Ким, которая еще лежала в постели.

- Ну? - повторила она.

- Там был один конверт. Большой коричневый конверт для тебя, раза в два больше обычного.

Она смотрела на меня, открыв рот, пытаясь понять, к чему я клоню.

- Да, - сказала она.

- Ты припоминаешь что-нибудь?

- Нет, но продолжай.

- На обороте конверта было пять печатей из красного воска. Одна в середине и по одной в каждом углу. Это меня особенно волнует.

- Почему?

- Ким, пожалуйста, постарайся вспомнить. Ведь это довольно необычно получать конверты с печатями.

- Не знаю. Но что тут такого важного, дорогой?

- Сейчас не время об этом. - Я почувствовал раздражение. - Мы никогда не получали таких конвертов.

- Нет, получали. Помнишь, как прошлой зимой Франсуа Патрис устроил средневековую вечеринку? Приглашения были в виде пергаментных свитков с восковой печатью и лентой.

- Я не говорю о прошлой зиме. Я...

- Я получаю целые тонны документов. Все пресс-атташе в Париже посылают мне свои материалы, надеясь, что я помещу их в газете. Но что с тобой, Серж, послушай, у меня важный прием. Это - представители Брустера, крупного лондонского дизайнера, и мне совершенно необходимо получить информацию для следующего номера. Он выходит во вторник.

Я поймал ее за локоть.

- Одну секунду. Ты разломила печать руками, не так ли?

- Ну ладно, - похоже, она смирилась с моим допросом. - Я сломала печати, что из того?

- И ты не помнишь, что было внутри?

- Мы пошли по второму кругу, - сказала она. - Да, я помню.

- Что?

- Приглашение на приватный просмотр.

- Какой приватный просмотр?

- Не знаю. Я просто предположила. Это мне начинает надоедать.

- Что, если там не было ничего?

- Дорогой, ты, наверное, не в себе, ты просто действительно сошел с ума!

- Ты не поинтересовалась, откуда оно?

- Это мне начинает надоедать, - повторила она. - Почему ты задаешь такие вопросы, Серж? Послушай... - Искра иронии зажглась в ее глазах. Будь у меня любовник, он не стал бы писать любовные письма, запечатанные воском. Почему ты спрашиваешь про это?

- О, черт!.. Ладно, не обращай внимания, - и я нажал кнопку лифта. Возвращайся к своим англичанам. Извини меня. Я... - Мне хотелось сочинить хоть какое-нибудь объяснение. - Я должен был получить из провинции один важный документ для статьи, мне показалось, что я по ошибке дал его тебе и... Ладно, извини, забудь об этом.

- Мы сегодня идем в кино, дорогой?

- Нет, - сказал я, - мы обедаем дома.

- Ты заедешь за мной?

- Не улыбайся, - попросил я, заходя в лифт, - ради Бога не улыбайся.

Она наклонилась, когда лифт начал опускаться.

- Прими валидол, дорогой. Я просто...

Вернувшись к остановке, я долго не мог найти билет. Пришлось выгрузить все содержимое карманов на скамью. Наконец он нашелся, и через 20 минут я прибыл в офис. Мой ум был расслаблен, как после долгой беспробудной пьянки.

Невозмутимый Феррер возился со своими диапозитивами.

- Иди сюда, Серж, - позвал он и вручил мне увеличительное стекло. Вот, посмотри.

Насколько я мог видеть, это были фотографии облаков.

- Большая гроза пятнадцатого октября. Я ездил в Брест по поводу той истории о пропавшем адвокате. Но больше всего меня интересовал Сен-Мишель. Смотри...

Гора Сен-Мишель выступала из тумана волн облаков, из пустоты и моего кошмара, словно застывшая в небе каменная молитва. (Может, ей могла бы помочь вера в Бога?)

- Но Берни этим не интересуется, - продолжал Феррер. - Хочу послать в Имаж де Франс. Как ты думаешь, стоит?

- Я тоже не интересуюсь.

- Что случилось, Серж?

- Чем сейчас интересуется Берни? - спросил я. Вопрос казался мне чрезвычайно важным. Я обратился к Фернану, составителю макета: - У тебя случайно нет вечерней газеты?

- Только что принесли последний номер, - сказал он, протянув мне "Франс Суар".

Я начал читать колонку за колонкой, и на третьей странице нашел то, что хотел, - это была настоящая удача. Сложив газету, я бросился к стеклянной кабинке, в которой обитала Сюзанна, секретарша Берни.

- Шеф один?

- Можешь зайти.

Берни правил рукопись. Это занятие всегда выводило его из себя. "Все нужно делать самому".

- Ты видел это, - спросил я его, бросив перед ним заметку. Она называлась "Героин опять убивает". История о подростке, покончившем с собой на пляже у Перпиньяка. Довольно заурядная история, но я знал - и делал ставку на это, - что тема "Юность и наркотики" была у нас самой ходовой последние три недели.

- Парню было всего восемнадцать, - продолжал я.

- Я знаю.

- У него, наверное, были отец, мать, девушка. Как он дошел до такого состояния?

- Я мне что прикажешь делать с этим?

- Ты удивляешь меня, Андрэ. У тебя есть дети?

- Да, - сказал он, даже не поднимая головы, - сын, пятнадцати лет.

- Несмышленый, легкомысленный и такой беззащитный. Все вечера с мечтательным видом что-то наигрывает на гитаре.

- Что ты пытаешься подсунуть мне? Берни наконец взглянул на меня. - Мой сын играет на гитаре, но в остальном он такой же шалопай, как и все остальные.

- Может, у него есть дневник?

- Что?

- Почему эти мальчишки убивают себя? Должна быть причина. Тут дело не в водородной бомбе и не в "потребительском обществе". Андрэ, этот парень из Перпиньяка интересует меня больше, чем все события в Английской королевской семье (статья, которую правил Берни, называлась "Маргарет и Ко). Он для меня важнее тех, что разгуливают по Луне.

- Переходи к делу, - перебил Берни с явным раздражением. - Чего ты хочешь?

- Я хочу написать очерк об этом юнце, опросить всех, кто его знал, его учителей, родителей, друзей. Мне хотелось бы знать, что он читал, о чем мечтал, я хочу сделать то, чего до сих пор не сделал никто, - понять. Хочу найти истину. Полный портрет. И я хочу показать читателям: это может случиться с вашим сыном.