Владимир Ильин - Зимой змеи спят

Анатолий попрыгал на носочках вокруг Ставрова, давая себе передышку, а потом возобновил нанесение ударов, словно отрабатывая серийные связки на тренажере. По лицу его, оскаленному в предвкушении близкой победы, было видно, что он уже не считает Ставрова достойным противником. Скорее — манекеном из старого комбинезона, до отказа набитого тряпьем и распятого между полом и потолком на канатах. Ему даже в голову не приходило удивляться, почему это Ставров до сих пор не упал.

И тогда, отклонившись от линии атаки, Георгий нанес ответный удар. Точнее, два удара. Левой рукой он ударил по атакующей ноге Анатолия, и тот вскрикнул от боли. Ставров прекрасно знал, что сейчас чувствует его противник — ощущение от встречного удара по бицепсу атакующей конечности такое, будто рубанули топором.

Такой удар проникает под кожу, расплющивая кровеносные сосуды. Локтем же правой руки Ставров ударил наотмашь по горлу Анатолия, и тот с хрипом осел на циновку.

Лицо его побелело, раскрытый во всю ширь рот тщетно вылавливал из воздуха молекулы кислорода. Другой бы боец, привыкший соблюдать правила спортивных поединков, в этот момент деликатно прыгал бы вокруг поверженного противника, благородно ожидая, когда тот встанет для продолжения боя, но Ставров теперь не собирался играть в «благородство». Он обрушил на противника, стоявшего на коленях, серию ударов, каждый из которых был направлен в болевую точку. Анатолий попытался защищаться, но мышцы его все еще были скованы болью, да и поза не располагала к удачным действиям, и Ставров расстреливал его ударами с близкого расстояния почти беспрепятственно.

Первый же удар кулаком, а точнее — вторыми фалангами пальцев, сжатых в виде так называемой «лапы дьявола», угодил точно в солнечное сплетение. У «качков», к которым принадлежал и противник Ставрова, пробить «солнышко» трудновато из-за мощного пресса, но даже натренированные люди не могут постоянно держать мышцы живота в напряжении. Достаточно поймать момент, когда противник делает вдох, — и эта мишень открывается для поражения.

Анатолий согнулся пополам, но еще не падая.

Ставров пустил в ход свое колено, ломая противнику челюсть ударом снизу под подбородок. Тело Анатолия, как тряпичное, рухнуло назад, причем одна нога неестественно вывернулась в сторону. Изо рта на пол хлынул поток крови.

Собственно говоря, перед Ставровым был уже не человек, а полутруп. Последний удар должен был вызвать не только сотрясение мозга и бессознательное состояние жертвы, но и перелом шейных позвонков, а эта травма обеспечивала инвалидность первой степени со стопроцентной гарантией.

Ставров помедлил, глядя на тело, распластавшееся у его ног. Надо было нанести всего один удар, чтобы довести дело до конца, но изнутри поднималась волна отвращения. Да, в Чечне приходилось делать кое-что и похуже этого. Например, добивать тяжелораненых боевиков выстрелом в голову, чтобы избавить их от более мучительной смерти. Но это было так давно и так чудовищно, что сейчас казалось выдумкой, эпизодами отвратительного, жуткого фильма, поставленным свихнувшимся на почве садистского натурализма режиссером…

И вот теперь надо было вновь убить беспомощного, корчащегося в судорогах врага.

Другого выхода не было.

«Поднявший меч от меча и погибнет»…

И еще Георгий вспомнил восемнадцатилетнего мальчика из своего взвода, которого не успел даже запомнить по имени и фамилии, потому что на второй день после его прибытия под начало Ставрова разрывная пуля снайпера пробила его легкие, и он умирал долгих два с половиной часа, постепенно все больше захлебываясь кровью, и твердя в промежутке между жалобными стонами одно только слово — «мама»… Он был щупленьким и хрупким и при росте метр шестьдесят два весил всего сорок восемь килограммов. Он и погиб-то только потому, что бронежилет оказался для него слишком большой тяжестью, и мальчик снял его, по-детски веря в свою неуязвимость для летающей смерти… Тот, кто его убил, наверняка тоже считал, что слабым и тщедушным «отбросам» не следует путаться под ногами у сильных личностей, а значит, он вполне мог быть одним из учеников тренера-фашиста…

Преодолевая отвращение, Ставров нагнулся и одним движением рванул голову своего противника, поворачивая ее против часовой стрелки. Страшно хрустнул, ломаясь, шейный позвонок, и тело в его руках сразу безжизненно обмякло…

Георгий не помнил, как отмывал над раковиной в соседней комнате кровь с лица и с одежды под струей холодной воды. Он не помнил, как вышел из подвала и стал взбираться по лестнице в душную темноту. Ноги подгибались, и его мотало и шатало из стороны в сторону так, словно он был мертвецки пьян.

Едва Ставров успел покинуть подъезд и рухнуть в изнеможении на сиденье своей «шестерки», как в переулок лихо влетел микроавтобус «Ниссан», и из его салона стали вываливаться широкоплечие, коротко стриженые и уверенные в себе парни в кожаных куртках.

Если бы Георгий задержался в подвальчике еще на несколько минут, то ему пришлось бы объясняться с этими кандидатами в «крутые», и весьма сомнительно, что они поняли бы его объяснения…

По дороге домой он заехал еще в два места. Сначала — в аптеку, чтобы хоть чуть-чуть замаскировать синяки на лице (женщина по ту сторону прилавка ахнула:

«Кто это вас так, молодой человек?!», а он с трудом прошлепал вздувшимися почти до размера сосисок губами: «Неудачно упал — лицом в грязь»… «Так зима же сейчас, где вы грязь-то нашли?», удивилась аптекарша. «Свинья грязь всегда найдет», ответствовал Георгий. «Может быть, вам „скорую“ вызвать?» — «Да нет, спасибо, у меня с собой страхового полиса нет»)…

Потом он заехал в сбербанк — снять со счета сотню-другую, чтобы Ольга не сомневалась, что он действительно «бомбил» (иногда, если он возвращался «пустым», у нее почему-то возникали какие-то нелепые женские подозрения, что-нибудь вроде «знаем мы, кого и куда ты возил! лучше честно признайся, как Ее зовут» — и в такие моменты Ставров с ужасом чувствовал, что все его возражения обречены на бездоказательность, а все его защитные потуги только усиливали впечатление его виновности в глазах жены).

Счет на имя Ставрова был открыт относительно недавно, причем сам он и пальцем не пошевелил для этого: просто однажды ему позвонили из Ассоциации и сообщили, что отныне он может компенсировать вынужденные расходы, понесенные при выполнении заданий. Конечно же, это было скромно сказано… Сумма, которой Ставров мог располагать (и которая исправно пополнялась после каждого «задания»), явно превышала любые возможные затраты, и при первом же удобном случае Георгий поставил соответствующий вопрос перед «Штир-лицем». Как и свой киношный прототип, Заказчик был невозмутим и разъяснил, что речь идет отнюдь не о плате за убийства, а всего лишь о материальном обеспечении тайных операций. «В конце концов, Георгий Анатольевич, вы ведь можете и не пользоваться этими средствами, во всяком случае, вас никто не принуждает к этому, только глупо так поступать, если государство не платит вам законную зарплату по несколько месяцев кряду»…