Владимир Ильин - Зимой змеи спят

Зал дружно набрал воздуха в грудь, а выдохнуть не решился, словно боясь вспугнуть витиеватое гитарное соло, повисшее изящной виньеткой в воздухе.

Обычно Клим держался на приличном расстоянии от края сцены, но во время исполнения этой песни его неудержимо потянуло к широко раскрытым ему навстречу глазам и тянущимся к нему, как стебли подсолнухов тянутся к солнцу, рукам, и, краем глаза заметив, как за кулисами засуетились охранники, он подошел почти к самой рампе, и прожектора тут же скрестились на его лице, и от этого он еще больше ощутил себя солнцем, богом Солнца, и ему показалось, что горячие лучи прожекторов, отражаются от его потного лба и, вместе со словами песни, улетают к тем, кто замер в зале…

«И, как река, темна и глубока… была та ночь, в которой мы тонули… И нас теченье унесло, никто не смог подать весло… никто не спас нас, гибнущих в июле!..»

Инструменты взвыли изо всех сил, Клим раскинул руки, словно тщась удержать уплывающий звук, и повторил последний куплет на два тона выше. Была в этой песне у него одна заготовка. Последний слог «ле» он тянул минуты полторы под гитарные пассажи, а потом, когда терпение у зрителей было на пределе, внезапной отмашкой руки обрывал звук и падал на сцену так, будто и сам он тоже погиб…

Однако на этот раз концовка песни вышла не такой, как она была разучена на многочисленных репетициях с ансамблем. Певец рухнул ничком на сцену, не дождавшись того момента, когда прекратится музыкальное сопровождение, и ничего не понявшие зрители продолжали слышать фонограмму протяжного слога «ле», пока растерянные музыканты не прекратили играть, дав заключительные аккорды вразнобой. Тем не менее, по залу прокатились громовые аплодисменты, раздались истошные вопли «Ка-а-айф!» и «Крутизна, Клим, стопудовая крутизна!», и на сцену полетели раздавленные цветы и огрызки яблок. Однако, Лазарев вовсе не собирался вставать. Он словно уснул, свернувшись калачиком на виду у десятков тысяч своих поклонников.

На сцену выбежали люди в штатском во главе с Артуром Ишпахтиным и склонились над Климом. Охранники были опытными людьми, и они с первого взгляда поняли, что тот, кого они должны были охранять, безвозвратно мертв…

Концерт был прерван и больше не возобновился. Как показала экспертиза, смерть Лазарева наступила от мгновенно действующего яда. Версия о том, что это было заказное убийство, возникла сразу, но быстро отпала, как только эксперты не обнаружили на теле Клима следов, оставленных колющими предметами, да и на сцене, каждый квадратный сантиметр которой был обыскан личными телохранителями Лазарева с особой тщательностью, не обнаружилось ни иголок, ни стрелок, ни булавок, смазанных ядовитыми субстанциями. Оставалось предположить, что либо убийцей Лазарева был кто-то из числа его близких знакомых (и эта версия потом долго отрабатывалась следствием, так что Ишпахтину пришлось совсем несладко), и тогда ему удалось во всеобщей суматохе подобрать и спрятать орудие убийства, либо… либо Лазарев проглотил ядовитое вещество — но сделать это, по мнению следователей, он мог бы только сознательно. Ведь, как показала экспертиза, покойный употреблял наркотики, в том числе и перед самым убийством…

Одним словом, следствие уцепилось за данную версию и принялось усиленно ее отрабатывать, хотя прессе, чтобы не вызывать ненужных сенсаций, была подсунута легенда о сердечном приступе, о том, что заслуженный артист Российской Федерации Клим Сергеевич Лазарев жил и пел, не жалея себя и своего изношенного организма, ради радости и хорошего настроения своих поклонников…

Лишь один человек знал, как на самом деле был убит Лазарев. Это был Георгий Ставров, потому что он сидел во втором ряду на роковом концерте (билет на нужное ему место обеспечила, разумеется, Ассоциация). И именно Ставров, дождавшись того момента, когда, в полном соответствии с видеозаписями его прежних выступлений, Лазарев замер на добрый десяток секунд на краю сцены с раскинутыми в стороны руками и широко раскрытым ртом, вскинул правую руку над головой, словно приветствуя певца, и нажал на спуск игрушечного пистолетика, спрятанного в кулаке. Тугая пружина выбросила из дула крошечный, незаметный в полумраке шарик, под тонкой растворимой оболочкой которого скрывалось ядовитое ядро. Шарик угодил Лазареву в разинутый рот и, миновав горло, проскочил в желудок… Буквально через несколько секунд яд растворился в крови, и наступила скоропостижная смерть. Выстрел из детского оружия был идеален в условиях концерта: щелчок пружины потерялся в грохоте музыки. Да и сам факт выстрела был незаметен, и Ставров лишний раз убедился в этом, когда впоследствии телевидение, ведшее прямую трансляцию с концерта, неоднократно прокручивало запись последней песни, исполненной Лазаревым в тот вечер…

На следующий день, когда поклонники и поклонницы певца-преступника только начинали переживать смерть своего кумира, человек с внешностью известного киноактера запустил на своем компьютере программу, включавшую совершенно секретную базу данных, трижды ввел, отвечая на запросы защитных оболочек, разные пароли, а потом, когда на экране монитора возникло компьютерное досье Ставрова, набрал в нем еще несколько строчек и удовлетворенно откинулся на спинку вращающегося кресла…

Переулок был смутно знаком Ставрову. Когда-то он здесь бывал раньше, но по какому поводу, вспомнить было невозможно. Дома здесь были старые, еще довоенные, с облезшими стенами, мутными окнами и крошечными вонючими подъездами. Трудно было представить, что в них кто-то может еще проживать. И все-таки в них жили. И не только жили, но и даже занимались бодибилдингом, о чем услужливо сообщала сверкающая начищенной бронзой табличка рядом с входом в подъезд одного из кирпичных трехэтажных динозавров.

Ставров огляделся, но ни с какой стороны интереса к себе не обнаружил. Это было ему на руку. Георгий глубоко вздохнул, потряс расслабленными руками, словно готовясь поднимать штангу, и шагнул в подъезд.

В тесном «предбаннике» было темно, но Ставров сумел разглядеть в полумраке, что справа начинается лестница, ведущая наверх к квартирам, а слева имеет место внушительная стальная дверь без каких-либо опознавательных надписей, но с кнопкой звонка, да не простого, а как в суперсовременном офисе. С динамиком и глазком телекамеры. «Что они, интересно, могут видеть в такой тьме? — подумал Ставров, нажимая кнопку. — Или камера совмещена с прибором ночного видения?».

На тот случай, если бы из динамика посыпались вопросы, у Георгия заранее была заготовлена масса всевозможных вариантов, но ничего такого не потребовалось. Не то динамик был неисправен, не то здесь просто верили в порядочность посетителей.