Владимир Ильин - Зимой змеи спят

Откуда же этот тип может знать Эльфа? Неужели тот проболтался о Бизнесе случайному дружку? Хм, на Эльфа такое не похоже, он даже своим партнерам по Бизнесу и то не очень-то открывается… Родственников у него, насколько известно, давно нет, да и друзей-приятелей тоже…

Ладно, что там думать да гадать, пусть об этом скажет сам задержанный.

Звягинцев посмотрел на часы. Было начало восьмого, но за окном уже стемнело — часы на летнее время еще не переводили. Майор вышел в коридор и прошел по своим владениям.

Людей здесь осталось немного. Дежурный, три бойца с автоматами, исполнявшие функции телохранителей Звягинцева, дежурная смена в количестве пяти человек во главе с прапорщиком Гершиковым, да дежурный надзиратель камер для арестованных и задержанных старший сержант Голубничий. Палыч, водитель «Волги» — не в счет, он к милиции отношение только своей формой имеет, и то лишь два раза в год — когда надевает ее на День Победы и на День милиции…

Что ж, тянуть время нет смысла, а то скоро подчиненные удивляться будут, по какой причине начальник задерживается на службе, если в районе всё спокойно, ЧП никаких нет, отчетов и проверок в ближайшее время не предвидится. Пора побеседовать с гражданином Климовым, причем желательно — без свидетелей, и не в своем кабинете, а прямо в камере… А наутро Голубничий обнаружит, что задержанный гражданин Климов предпочел по каким-то, известным лишь ему причинам покончить жизнь самоубийством. Дело, конечно, грязненькое, но ничего не поделаешь — в данном случае заниматься этим придется тебе самому, Владимир Анатольевич, больше-то никого под рукой нет…

Звягинцев спустился в подвал, где располагались камеры. На табурете за столиком у двери-решетки, отделявшей подвал от лестницы, ведущей в отделение, старший сержант Голубничий увлеченно решал кроссворд в газете «Московский комсомолец».

Увидев Звягинцева, он вскочил и, отдав честь, начал было рапортовать о том, что все в порядке, но майор небрежно махнул рукой в знак того, что продолжать не надо.

— Как сам, Сережа? — заботливо поинтересовался он у надзирателя.

Тот махнул рукой:

— Да нормально, товарищ майор… Зуб вот только, сволочь, на ночь глядя разнылся, а я из дома никаких таблеток не захватил… У вас, случайно, анальгинчика не найдется? А то, боюсь, не выдержу я всю ночь с больным зубом дежурить!..

Это было удачным совпадением, потому что майор уже собирался выдумать какой-нибудь предлог, чтобы отослать Голубничего из подвала — хотя бы на несколько минут.

— Ты знаешь, — тем временем сказал он сержанту, — я, как назло, сегодня сам последнюю таблетку из своих запасов принял… Башка с утра разламывалась, давление, что ли, подскочило…

— Магнитная буря, — авторитетно заявил сержант. — У меня теща второй день уже страдает…

— Соболезную.

— Что вы, товарищ майор, ей, наоборот, такие страдания только на пользу!.. Сразу тише воды, ниже травы становится! — Он вдруг скривился, схватившись за щеку. — Уй, проклятый, как простреливает!..

— Да не мучайся ты, — великодушно предложил майор. — Какие проблемы?.. Сходи в аптеку, купи там какой-нибудь «эффералган упса», а утром — прямиком с дежурства отправляйся к зубному. Зубы — это такое дело, запускать ни в коем случае нельзя… Иди, иди, я разрешаю. А я пока посмотрю, как себя чувствуют наши кролики в клетках. Ну что ты, не доверяешь мне, что ли?

Голубничий мялся, колеблясь. В принципе, оставление поста надзирателя было грубым нарушением инструкции, но никакого криминала в данном случае видно не было. Наконец, сержант широко улыбнулся и протянул майору связку ключей от камер.

— Ладно, — сказал он, — я мигом обернусь… Одна нога здесь, другая — там!

И побежал вверх по лестнице.

Давай, давай, подумал насмешливо Звягинцев. Твое «мигом» минут пятнадцать займет, не меньше. Для начала ты будешь спрашивать анальгин у всех, кто тебе попадется в отделении, но, как всегда, дежурная смена окажется непредусмотрительной в отношении медикаментов, аптечка у дежурного вот уже год как не пополняется — кстати, пора уже вставить фитиля начальнику штаба за это — так что сам Бог велел тебе, Сергей, мчаться в аптеку, а та, что за углом, уже закрылась, а ближайшая дежурная аптека находится за два квартала отсюда, так что, даже если ты устроишь себе пробежку до нее — в чем я сильно сомневаюсь, учитывая твои вес и лень, — то вернешься ты через четверть часа, не раньше…

Этого времени мне вполне хватит.

Он выбрал в связке нужный ключ и открыл шестую камеру, предварительно поглядев в глазок. Мебели в камере не было. Спальное место представляло собой бетонное возвышение вдоль стены напротив двери. В свете тусклой лампочки было видно, что на нем, скрючившись в три погибели и укрывшись с головой курткой, спит человек.

Войдя, Звягинцев тщательно прикрыл за собой дверь, чтобы обеспечить звукоизоляцию, и с садистским удовольствием рявкнул:

— Задержанный, па-одъем!..

Георгий Ставров вовсе не спал. Ложе, на котором он скорчился, вовсе не располагало ко сну. Поэтому, когда в замочной скважине заскрежетал проворачиваемый ключ, он приготовился к тому, чтобы продолжать изображать из себя ничего не понимающего спросонья, до конца еще не протрезвевшего и физически не очень развитого человека.

— Задержанный, подъем! — гаркнули над головой.

Это был не кто иной, как начальник отделения майор Звягинцев, и, увидев его, Ставров испытал мгновенное удовлетворение: всегда приятно, когда всё идет так, как ты задумывал.

Стянув с себя куртку, которой он укрывался с головой, жмурясь от света и неразборчиво канюча себе под нос нечто вроде: «Ну что такое, начальник, почему вы не даете поспать несчастному человеку?», Георгий сел на жесткой лежанке, спустив ноги на пол. По лицу Звягинцева было заметно, что он совершенно забыл к этому времени про то, что его жизнь подвергается постоянной опасности, а если и помнил об этом, то уж никак не считал заключенного из камеры номер шесть своим опасным противником.

— Вставать надо, сволочь, когда с тобой разговаривает офицер милиции! — беззлобно сказал Звягинцев и ударил Ставрова по лицу.

Удар был не очень сильным, но болезненным. При иных обстоятельствах Георгий успел бы среагировать и избежать его, но сейчас это было ему противопоказано.

Размазывая кровь по лицу и плаксиво приговаривая: «Ну чего ты, начальник, ну чего ты дерешься?», Ставров как бы с трудом поднялся с лежака и встал, стараясь держаться расслабленно. «Как мешок с говном», как говорит в таких случаях Ольга.

— Значит, ты знаешь Эльфа? — не то спросил, не то констатировал Звягинцев.

Такой уверенный в себе — аж противно!.. Уже не молодой, но и не старый.