Владимир Ильин - Зимой змеи спят

«Неужели попал?», недоверчиво подумал Ставров. Сразу показавшийся таким маленьким и хрупким, желтый автомобиль вынесся на проспект, не собираясь тормозить, и попал под удар серебристой торпеды, летевшей на большой скорости.

От столкновения его развернуло и второй удар, на этот раз уже в зад, был нанесен машиной, выскочившей на перекресток справа. Канареечный кабриолет, получивший дополнительное ускорение, устремился к тротуару и, пробив хрупкую решетку ограждения, врезался в стеклянную витрину не то кафе, не то магазинчика.

Зазвенели бьющиеся стекла, замелькали разбегающиеся в разные стороны силуэты людей, и тут же полыхнула ослепительная вспышка, и машина оказалась охваченной пламенем. Крики вокруг усилились, и где-то вдали завыла сирена. Быстро же тут срабатывает оповещение, подумал Георгий, пряча пистолет под куртку.

Он кинулся бежать по улице, потом свернул в первую же арку, ведущую во двор, проскочил его навылет и, попетляв по переулкам, перебрался на другую сторону проспекта. Место катастрофы уже было оцеплено полицией и пожарниками, движение на перекрестке было перекрыто, и там скопилось множество любопытных.

Через несколько часов Ставров узнал из столичных инфо, что человек, находившийся в желтой машине, скончался, не приходя в сознание, еще до того, как его успели вытащить из кабины. О самом Ставрове не было сказано ни слова, но Георгий понимал, что многочисленные свидетели могут вспомнить, по какой причине мирный лицейский преподаватель решил заняться угоном машин…

Несмотря на довольно позднее время, автобус был переполнен. Но ничего не поделаешь, время и так уже поджимает. Надо влезать в эту вонючую духоту и протискиваться сквозь неподатливую человеческую массу… да еще и думай о том, как бы не наступить на ногу слишком больно кому-нибудь из стоящих в проходе… а то аукнется потом эта пустяковая травма так, что тошно станет!..

Интересно, почему в этом году куда-то враз подевались все таксомоторы?

Разорились таксопарки? Или все никак не могут прийти к договоренности в отношении приватизации рассыпающихся на запчасти, изношенных машин?.. Кризис, будь он неладен. Первый год правления внука известного детского писателя. Это годика через три его будут вспоминать кто с усмешкой, кто с ухмылкой, но в целом довольно беззлобно — ведь именно при нем состоялось насыщение изголодавшегося по дефицитным товарам и продуктам народа, а сейчас пока еще проклинают как горе-реформатора, при котором впервые подорожали такие незыблемые ценности, как хлеб, молоко и колбаса!..

Может быть, нужно было поймать частника? Деньги-то есть, это не проблема…

Нет-нет, не стоит привлекать к себе ненужного внимания, потому что на следующий день все столичные сыщики будут сбиваться с ног, пытаясь обнаружить хоть малейшую зацепку в этом деле, и дадут объявления в поисках обладателей хоть какой-то информации… за вознаграждение, разумеется… Так что, правильно ты решил воспользоваться общественным транспортом, тем более, что и маршрут почти прямой и доставит тебя к нужному месту всего минут за двадцать…

Он наконец пробился со всеми предосторожностями, которые окружающим наверняка казались врожденной тактичностью, на промежуточную площадку и, уцепившись за поручень, уставился в мутное стекло. Еще было светло. Весна в самом разгаре, весна — как надежда на истинное возрождение… Счастливые все-таки эти люди, подумал он мельком о своих попутчиках. Не ведают, что с ними будет завтра, через полгода, через пять лет…

Может, в этом и заключается счастье — не знать?..

Он усмехнулся. Смотри-ка, неплохо ты вжился в их образ, раз начинаешь мыслить их категориями!.. А скажи кому-нибудь в Центре, вернувшись после Выхода… тому же шефу, например… «Вы согласны, что мы с вами никогда не познаем подлинного счастья?» — не поймут. Или примут за издевательство с твоей стороны…

А уж если признаться друзьям-Наблюдателям, что и ты однажды был счастлив, то нетрудно представить, какова будет их реакция. Не видать тебе больше никогда в жизни Выходов. Это — в лучшем случае… Нет, все-таки правильно ты тогда поступил, никому не сказав о том дне и о той ночи, проведенных вопреки всем инструкциям в старом доме на… Кстати, а ведь он должен быть где-то рядом отсюда… может быть, сейчас мы его будем проезжать…

Он пригнулся, пытаясь что-либо разглядеть в грязном, словно засиженном тысячами мух, стекле, но из-за того, что снаружи темнело, а в салоне несколько чудом уцелевших плафонов распространяли тусклый свет, в стекле можно было разглядеть только свое отражение (ничего особенного, человек как человек; даже самый внимательный из окружающих взглянет на такого — и, не успев еще даже отвернуться, забудет его лицо; именно такая внешность идеальна для Наблюдателей)…

Интересно, а вот почему тогда, почти двадцать пять лет назад — для них, разумеется, не для него — она остановила на нем свой взгляд? Что могло привлечь ее в нем, серо-невыразительном человеке, одном из тысяч и тысяч, встречающихся в большом городе? И, в свою очередь, чем так привлекла его она, застенчивая, скромная женщина, которую никак нельзя было назвать красавицей и в которой даже обаяния молодости оставалось не так-то много ввиду того, что ей было почти тридцать пять?.. Загадка. Парадокс. Одна из многих тайн бытия. Тем не менее, так оно и было.

Помнится, в тот, юбилейный для всей огромной страны, готовившейся отмечать пятидесятилетие революции, год он тоже ехал куда-то по Москве, только, в отличие от сегодняшнего Выхода, не на «Икарусе», а на задрипанном не то «пазике», не то «ЛИАЗе», и причем, в отличие от сегодняшнего Выхода, времени тогда у него было куда больше… почти сутки бездеятельного интервала образовывались… Конечно, можно было бы прыгнуть к себе, в свое время, чтобы потом вернуться, когда надо, и, может быть, он именно так и поступил бы в конце концов, но в автобусе он наткнулся на чей-то пристальный взгляд. Умение ловить на себе внимательные взгляды со стороны было развито у него достаточно хорошо и не раз спасало его… особенно во время Выходов в тридцатые и сороковые годы, когда в стране было так развито увлечение охотой на иностранных шпионов и доморощенных вредителей… но на этот раз взгляд принадлежал явно не профессиональному шпику и не охотнику на шпионов, и даже не излишне бдительному гражданину, начитавшемуся книг о майоре Пронине — в этом он уже тоже разбирался очень хорошо. Внимательно смотрела на него гражданка, сидевшая у самой двери с авоськой, в которой были какие-то свертки и ранние помидоры. Он искоса посмотрел на нее, и она отвернулась, но потом он снова ощутил на себе ее застенчивый взгляд. Когда взгляды их встретились в третий раз, он понял, что она интересуется им не как возможным тайным врагом, а как мужчиной, и от этого открытия почему-то сладко заныло в груди… Возможно, что это переглядывание украдкой в переполненном автобусе так ни к чему и не привело бы, но… Как сказал бы чеховский герой, «спускаясь по ступенькам автобуса, у женщины лопнула авоська» — и помидоры и свертки ссыпались на тротуар. Она беспомощно огляделась, и он, сам не зная как, очутился рядом с ней, чтобы помочь… Впервые за многие годы Наблюдения он помогал человеку, жившему за много лет до него, и пусть эта помощь была пустяковой, но она наполнила его каким-то новым чувством… уж не предчувствие ли грубого нарушения Главной Заповеди Наблюдателей это было?..