Владимир Ильин - Зимой змеи спят

Никто не являлся по его душу, и он постепенно стал успокаиваться. Переборов прирожденную робость, он даже решил обзавестись семьей, женившись на скромной официантке из кафе, где по выходным любил обедать. Не то чтобы он любил свою избранницу — скорее, инстинктивно стремился с помощью женитьбы еще больше раствориться в обществе, став таким, как все…

В тот день Рольщиков договорился с женой, которую звали Риммой, о встрече возле супермаркета на центральной площади Ферровиария, как назывался в этом времени бывший город Железнодорожный. Надо было сделать кое-какие, очень важные для их молодоженской жизни покупки. С работы ему удалось уйти за час до назначенного срока, и он решил провести это время в сквере-солярии, под искусственным солнечным светом прозрачного, почти невидимого, купола.

Снаружи сегодня было пасмурно, задувал порывистый ветер: видно, барахлила установка микроклимата. А в сквере было хорошо. Рабочий день еще был в самом разгаре, и влюбленные парочки еще не успели оккупировать все мягкие скамейки, лишь в центре сквера возились в песочнице малыши в панамках и трусиках, за которыми надзирали мамаши и нянечки, да грелись под солнцем вечно мерзнущие старики-пенсионеры.

Рольщиков выбрал скамейку ближе к краю солярия с таким расчетом, чтобы ему была видна площадка перед входом в супермаркет, куда то и дело подъезжали турбокары, и, откупорив большой пакет с ореховыми чипсами, приготовился приятно провести время.

Тут-то и взял его на абордаж широкоплечий мужчина среднего роста в темных очках и дешевом походно-спортивно-рабочем костюме, какой обычно носят лишь уборщики улиц да безработные. Впрочем, ни на того, ни на другого незнакомец не был похож.

Он опустился почти вплотную рядом с Рольщиковым на скамейку, не спросив разрешения и неестественно обхватив свой подтянутый живот руками крест-накрест, и Рольщиков тут же ощутил, как в бок ему уперлось что-то жесткое.

Когда несостоявшийся референт догадался, что его опасения сбылись и что в бок ему упирается не что иное, как ствол оружия, то испугался так, что пакет с чипсами чуть не вывалился из его вмиг ослабевших рук, а в животе — как уже у другого чеховского героя — что-то явственно оборвалось.

Однако, как у бегуна или лыжника находятся силы для так называемого «второго дыхания», так и у Рольщикова неожиданно нашлась решимость сделать всё, что только можно, лишь бы избежать предстоящей гибели. Больше всего он сейчас боялся, что незнакомец молча и не глядя на него нажмет на спусковой крючок, чтобы разнести Рольщикову бок, а потом так же хладнокровно покинет скамью, на которой будет корчиться в предсмертных судорогах окровавленный Рольщиков.

Задачей номер один сейчас было вступить с незнакомцем в беседу, попытаться любой ценой выяснить, кто это: грабитель, полицейский или посланник Ассоциации… отдать ему все наличные деньги и пообещать еще… рассказать о себе: может быть, он сумеет понять его?.. а там видно будет… да и Римма должна будет к этому времени подойти. Только бы он не выстрелил сейчас, подумал Рольщиков. Только бы не нажал на спусковой крючок!..

— По… подождите, — просипел перехваченным голосом он. — Не стреляйте!.. Я вам отдам все!.. Хотите деньги? У меня с собой много денег!..

Он полез во внутренний карман пиджака, но незнакомец был начеку, и давление твердого предмета в бок усилилось настолько, что стало болезненным, и Рольщиков невольно охнул.

— Не шевелись, — сказал человек в темных очках, почти не разжимая рта.

— А то еще стрельну ненароком… пистолетик у меня с глушителем, так что… отряд не заметит потери бойца… Слышал в детстве такую песенку?

Рольщиков попытался что-то сказать, но губы не слушались его. Цитата из песни убедила его в том, что человек в черных очках покушается вовсе не на его, Рольщикова, кошелек, а на нечто более дорогое ему — на жизнь…

— И вообще, — сказал Ставров (это был именно он). — Не стоит предлагать незнакомым людям деньги, это их унижает. Я что, по-твоему, похож на нищего?

— Н-нет, — выдавил трясущимися синими губами Рольщиков.

— А на кого я похож? — осведомился Ставров. — Да ты не роняй пакетик-то, не роняй… Вкусно, наверное?

Невооруженной рукой он взял с колен Рольщикова несколько чипсовых хлопьев, выпавших из перевернувшегося пакета, и метко закинул их себе в рот.

— Так я слушаю тебя, — вопросительно покосился Георгий на соседа по скамье. — Чего застыл, как будто кол проглотил? Сам понимаешь, что я не случайно к тебе подсел…

Здесь он лукавил: как раз-таки решение засветиться перед Рольщиковым пришло к нему абсолютно спонтанно, после того, как Георгий в течение битых тридцати с лишним минут имел возможность убедиться, что этот тип никуда не спешит и, возможно, просидит в солнечном оазисе до самого вечера. Ему-то что, он может сидеть тут хоть до опупения, подумал Ставров, ведь за ним никто не гонится и он явно не собирается возвращаться в свое время в объятия родителей и сослуживцев… Конечно, приводить приговор в исполнение в таком людном месте — это не вяжется с обычной киллерской тактикой, когда нет ни подготовленных путей отхода, ни машины за углом с заведенным двигателем, ни даже пистолета с глушителем… Ладно, прорвемся, решил он.

Конечно, в идеале надо было бы стрелять сразу, не дав этому любителю загорать на солнцепеке времени опомниться и выкинуть какой-нибудь фортель, но Ставрова разбирало любопытство.

Перед заброской сюда Мадин прочел ему краткую лекцию об индивидуальных особенностях тех людей, которых он, Георгий Ставров, должен был найти и убрать.

Когда речь зашла о Рольщикове, Мадин, усмехнувшись, сказал: «А вот этого ликвидировать будет труднее всего» — и не пожелал пускаться в разъяснения.

Ставров невольно представлял себе Рольщикова этаким негодяем-суперменом, победа над которым — если удастся одолеть его — будет почетна и приятна. Однако, увидев, что речь идет о тщедушном, то и дело тревожно озирающемся и невзрачном парне, поневоле заинтересовался: что же в нем имеется такого, что может помешать Ставрову исполнить приказ Ассоциации? Действительно ли этот субчик боится смерти до умопомрачения или только притворяется трусом?

— В-вы… вы из п-полиции? — предположил наконец Рольщиков. Зубы у него стучали, как у алкоголика перед первой рюмкой спиртного после долгого воздержания.

Ставров решил хитро промолчать и сделать двусмысленную мину: мол, понимай, как знаешь. Однако Рольщиков истолковал его молчание как подтверждение своей версии.

— Вы знаете, — продолжал он, то и дело косясь на невозмутимо жевавшего его чипсы Ставрова, — я ни в чем не повинен перед законом!.. Ни в чем, понимаете? Я никому не причинил никакого вреда, поверьте!.. Может быть, вы хотите знать, в чем заключалось мое задание? Я все вам скажу, все… без утайки!.. Но я и пальцем не шевельнул, чтобы что-то сделать с целью его выполнения!..